Борис Ширяев - Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Возглавленные Белинским и Герценом противники славянофилов при жизни Хомякова, «западники», слепые поклонники образцов европейской государственности и рабские подражатели европейским методам общественного мышления объявили А. С. Хомякова и его ближайших единомышленников братьев Киреевских, Ю. Самарина, Аксаковых реакционерами, мракобесами и т. д., не имея к тому решительно никаких оснований.

Именно Хомяков был автором оказавшего большое влияние на реформу проекта освобождения крестьян с землей, в то время как поклонники западных теорий, в лице близких по времени к славянофилам декабристов проектировали освобождение крестьян без земли. Хомяков же указывал в своих сочинениях на необходимость дарования России гражданских свобод и в особенности свободы печати.

Религиозную свободу он доводил до предела, признавая необходимостью для каждого православного личное осознание, искательство пути к раскрытию истины веры. Этот путь он видел в соборности, в единении взаимной любви верующих, но не в принуждении к признанию догмы.

«Церковь знает братство, но не знает подданства, – писал он, – недостижимая для отдельного мышления истина доступна совокупности мышлений, связанных любовью… В делах веры принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание есть смерть».

Он же видел и смело говорил о вредоносности для государственно-народной жизни гипертрофии бюрократии, ставящей преграду между царем и народом, что безусловно имело место в царствование Императора Николая I, и с чем сам этот великий монарх решительно, но безуспешно боролся. Безмерно любя и ценя прошлое России, А. С. Хомяков ни в какой мере не закрывал глаз на темные места русской истории, на мрачные стороны русской жизни, как в прошлом, так и в современном ему. Наоборот, он смело говорил об этих тяжелых моментах и требовал покаяния всего народа в своем замечательном стихотворении «России»:

Но видя эти темные стороны русской жизни и предугадывая грядущую Господню кару, А. С. Хомяков не переставал верить в творческую силу русского народа, в историческую жизненность государства Российского, укрепленного на основах Правды Божией. В сохранении и доведении до сознания человечества этой Правды Господней Хомяков прозревал историческую миссию России, о которой он говорил в другом, столь же замечательном стихотворении: «Раскаявшаяся Россия»:

«Дай жизни мир» – обращался он к грядущей раскаявшейся России. Не накануне ли этого всемирного мира, установленного уже зримым нам началом покаяния русского народа в совершенных им грехах, живем мы теперь?

«Знамя России»,

Нью-Йорк, июль 1954 г.,

№ 110, с. 7–9.

Посетивший меня в прошлом году английский профессор, преподаватель русской литературы г. Лидса, действительно стремящийся к пониманию России и ее народа, прослушав мое изложение основных тезисов народной монархии, спросил:

– Следовательно, вы являетесь продолжателями славянофилов, но какому же течению славянофильства причисляете вы себя? Кого из них вы считаете своим предтечей, своим основоположником?

– Мы не считаем себя продолжателями славянофилов, – ответил я, – и ищем своих предтеч не в среде литературно-исторических авторитетов, но в развитии самой русской, российской народной хозяйственности, в почве, породившей ее, и с этой точки зрения некоторые взгляды славянофилов близки и родственны нам, т. к. они тоже были русскими почвенниками своего времени, первыми выразителями русского национального сознания. Но нам чужд романтизм братьев Киреевских. «Мы не романтики, мы реалисты» – говорит основоположник нашего движения Иван Лукьянович Солоневич. Нам чужд и аристократический эстетизм К. Леонтьева, потому что мы оперируем с голыми фактами, как положительными, так и отрицательными по отношению к жизни нашего народа, и не стремимся приукрашивать их. Чужда нам и космическая политика Тютчева, – считая религию стержнем духа народа, мы все же строго разграничиваем духовный мир от мира материального, религиозный идеал от повседневного земного бытия. Далек от нас и панславизм Аксаковых и их кружка. Мы полагаем, что Россия, ее народ, проливший свою кровь в десяти войнах за освобождение славянских братьев, выполнил эту свою историческую задачу и этот свой моральный долг по отношению к ним. Война 1914–1917 гг. завершила этот подвиг русского народа. К моменту начала русской революции не только православные болгары, сербы и черногорцы были уже освобождены, но сокрушив Австрию, мы освободили также иноверных чехов, словенцев, кроатов и словом последнего Императора гарантировали свободу и единство Польше. Наша совесть чиста, а «сольются ли славянские ручьи в русском море» мы оставляем на решении самих этих ручьев, их государственности.

Но нам близко определение национально-русского культурного типа, данное Данилевским в его труде «Россия и Европа». Это уже не славянофильство, а более широкое понимание исторического процесса. Еще ближе нам А. С. Хомяков с его учением о национально-русской, народной православной Церкви, с его пониманием органичности нации, оценкой силы и значения традиции в ее жизни, с утверждением духа народного, как основной творческой силы, с его формулировкой самодержавия не как абсолюта власти, но как тяготы служения власти народу, власти ограниченной религиозно-этическими императивами, а не обманчивой и произвольной бухгалтерией четыреххвостки. Мы столь же почвенные, как он, столь же свободолюбивы в христианской, а не в торгашеской трактовке понятия свободы.

Многие, очень многие концепции нашего основоположника И. Л. Солоневича уходят корнями к мышлению А. С. Хомякова и являются уточненными определениями его широкого и разностороннего учения о Церкви, о государстве, об обществе, о нации, т. е. о той почве, на которой он строил свой историко-философский анализ русского прошлого, ибо именно он был, безусловно, основоположником чисто русского взгляда на свое русское прошлое, требовавшим того пересмотра истории нации, который осуществил И. Л. Солоневич в своем труде «Народная Монархия».

Мы не славянофилы в буквальном, догматическом смысле, но мы продолжатели в нашей современности утвержденной ими впервые в исторической науке русской национальной традиции.