Array Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 2

Клара была хорошенькая. Для химика – даже слишком. В юности она днями пропадала в собственной лаборатории, заботливо оборудованной в оранжерее родительского дома. Сестер немного пугали ее сюрпризы: на день рождения брата Клара самостоятельно изготовила для праздничного торта бенгальские огни и внесла эту вспыхивающую, искрящуюся пирамиду в гостиную, вызвав ужас у женской половины семьи. Зато брат был в восторге. А она, уже забыв о своих взрывоопасных игрушках, с завистью смотрела на бабушкин подарок – новенький велосипед. В то время это была дорогая игрушка, но вскоре такой же появился и у Клары.

Женщина на велосипеде на рубеже ХХ века вызывала в маленьких городах смешанные чувства: от возмущения до восхищения. Так было везде: достаточно вспомнить рассказ Чехова «Человек в футляре» – там именно эта воздушная, двухколесная машина превратилась в яблоко раздора между консервативным Беликовым и его новыми знакомыми Ковалёнками. Беликов возмущался неприличной открытостью женских ног при езде на велосипеде.

Примерно такими же взглядами некоторые провожали и Клару Иммервар в развевающемся платье, а она, всегда смелая и независимая, игнорировала все косые взгляды и гордо неслась вперед, задрав нос. В этом вызове общественному мнению уже тогда проявлялся ее характер. Но судьба сильнее человека, и в конце концов, произошло то, что и должно было произойти: напуганная лошадью, вставшей на дыбы, Клара с велосипеда грохнулась – прямо под ноги трем фатовато одетым студентам, одним из которых был Фриц Хабер. С этого момента ее участь была предрешена. Молодые люди со смешливым любопытством смотрели, как симпатичная, извалявшаяся в пыли блондинка сердито пытается подняться. Только один из них помог ей, а потом проводил до училища и удивился, когда увидел, что она свернула к педагогическому факультету:

– Вы хотите стать учительницей?

Вопрос был с подтекстом: речь ведь шла о женском обучении. И Клара гордо ответила:

– Это единственный шанс для женщин получить приличные знания.

Консервативный Фриц постарался не выдать свои сомнения: она ему нравилась. Нравилось ему и то, что девушка может быть другом, может понимать его научные интересы. С ней приятно разговаривать. Клара действительно очень отличалась от других немецких женщин. Она никогда не говорила о цветах, а при виде младенцев ее глаза не становились сентиментальными.

Бабушка Клары оказалась прозорливее: узнав от сына о новом знакомстве внучки, сокрушенно покачала головой: «Хаберы? Ой-ой-ой! Это же такая ортодоксальная семья». В еврейском мире все семьи наслышаны друг о друге, и бабушка заранее предчувствовала трудности, с которыми придется столкнуться талантливой и своенравной Кларе. Сама Клара ни о чем не подозревала. Хабер восхищался ее домашней лабораторией, помогал ставить опыты и даже радовался, что у них так много общего. Казалось, они созданы друг для друга и вместе станут продвигать науку вперед, к прогрессу человечества.

Первоначальная лояльность Фрица по отношению к свободе Клары была вызвана еще и тем, что он сам хорошо знал, что такое притеснение. Он был германским евреем, и у него возникали бесконечные споры с отцом. Хабер-старший, ортодоксальный еврей, торговавший аптечными настойками, видел в сыне только свое продолжение, хотел отправить его в коммерческое училище Будапешта и не одобрял стремление к научной карьере:

– В торговле ты сможешь достичь большего! Зачем тебе эти исследования?

– За химией будущее, папа! – возражал сын. – Я стану профессором!

– Каким профессором? Ты забыл, кто ты? В лучшем случае станешь ассистентом химика!

Фрица и Клару сблизило положение изгоев, вынужденных пробивать себе дорогу к большой науке. Её отказывались принимать в институт, студенты пели ей издевательские песенки, лаборанты портили пробирки. Когда Клара решила по моде отрезать длинные волосы, сестра от ужаса уронила ножницы, а бабушка изрекла: «Самсона ты теперь не победишь».

Расставшись из-за учебы на десять лет, Фриц и Клара неизбежно должны были вновь встретиться в химической лаборатории. На свадьбу бабушка подарила Кларе свой жемчуг – семейную реликвию.

Оба были счастливы, и Хабер с гордостью ввел супругу в свой институт. Химики встретили ее появление с некоторым недоумением, лишь Отто Закур поклонился: «Я очень рад, фрау коллега!» Ректор Энглер воспринял появление Клары иначе:

– Вы женились? Поздравляю! Но впредь не стоит приводить сюда жену.

– Моя супруга доктор наук, она очень талантлива, – возразил Фриц.

– Я наслышан об этом, – оборвал его начальник. – И все же место дамы на живой природе, а не в химической лаборатории.

– Клара – автор многих публикаций в области химии.

– Я читал их, господин Хабер. Но, видите ли, женщина будет вносить в работу научной лаборатории беспокойство.

Энглер оказался и прав, и неправ. Если кто-то в лаборатории ронял пробирку или неудачно производил опыт, в этом винили Клару Хабер. А в 1901 году Клара еще и позволила себе упасть в обморок, надышавшись химических препаратов. Правда, причиной обморока была беременность, но ведь это только свидетельствует о том, что место женщины дома, а не среди вредных препаратов.

Рождение ребенка не изменило характера Клары и не отвратило её от лаборатории: она была химиком до мозга костей и только потом женой и матерью. При первой возможности Клара являлась в лабораторию, и раздраженные ассистенты вкатывали за этой упрямицей коляску с кричащим младенцем. Теперь даже Фриц Хабер тяготился присутствием жены. Еще больше их разобщила его командировка в Америку. Жену, несмотря на ее просьбы, Хабер с собой не взял: «В США? С младенцем? Да и ты еще слаба».

Клара скучала в обществе экономки и малыша, рассматривала открытки с видами, присланные из Америки, и думала о химических опытах. Нельзя ломать натуру человека. А Клара не обладала женской натурой. Младенец, плакавший на руках у собственной матери, замолкал и успокаивался, как только его брала экономка Роза. Эта девушка тоже ходила учиться. Клара поинтересовалась, какие курсы она посещает, и услышала в ответ: «Курсы медсестер, фрау Хабер. Это для простых людей, нам в институт не попасть. Но мне нравится учиться». «Еще одна борющаяся за свои права душа», – подумала Клара. Но в ответе Розы было столько скромности и достоинства, что Кларе даже стало стыдно своих амбиций.

В отсутствие Фрица ректор Энглер и его ассистент отказались пускать Клару в лабораторию. Энглер наговорил ей грубостей, а его подручный попытался силой вывести женщину и порвал на ней бабушкины бусы. С Кларой случилась истерика, и её, плачущую, подбирающую жемчуг, забрала санитарная карета. Лечили нервные расстройства в то время просто и жестоко: надевали смирительную сорочку и топили в ледяной воде. Такие процедуры на время сделали Клару совершенно пассивной и равнодушной к происходящему.