Марина Волкова - Муза и проза

И что же мы имеем? Чудеснейший диалог!

– Ну, как сыграла?

– Да не знаю, вот мне видишь, чего написали?

– О, дай посмотреть! ….

– На!

– ….

– Ты что, смеешься?

– (Хохот)!

– Нет, ну, почему ты смеешься?

– (Снова хохот).

– Нет, ну что смешного?

– …!!!!!

А Вы говорите: «Искусство!»

Von Wlad Baschkirov gewidmet

У меня было пять или шесть учителей по немецкому. Первая учительница была со времен Великой Отечественной войны и научила меня читать буквы, склонять глагол «lesen» и переводить «интереснейшие» тексты про примерных девочек, которые патологически не способны опоздать в школу, забыть учебники и не выучить уроки! Все свое свободное время эти школьницы были обязаны тратить на влажную уборку по дому, чтобы помочь маме – заводской труженице. Да! Так же те же самые девочки когда-то еще успевали в некоторых параграфах играть на скрипке, заплетать косы младшим сестрам и заниматься математикой с младшими братьями, причем усердие в данном контексте зашкаливало за все немыслимые рамки и формы. Вопрос состоял только в том, откуда вообще в советском учебнике взялась идея о многодетных рабочих семьях, когда таковых на тот момент просто не существовало в природе….

Вторая учительница очень любила поговорить о пиве: светлом, темном, резаном, отечественном, импортном, о каком угодно! Главная штука объяснялась тем, что эта была, пожалуй, единственная тема, в которой мы с ней могли хоть как-то соприкоснуться мирами, пропасть между которыми была, откровенно говоря, вопиющей! Мне было что-то около 16-ти, дело происходило на духовой кафедре музыкального училища, где сразу сказали, что духовик без пива – это не духовик. Сначала я расстроилась. А потом… Потом, ну, что Вы, нет, не то, чтобы мне не стало равных в этом вопросе, нет, рядом с такими специалистами из духового оркестра тягаться вообще бессмысленно, но, по крайней мере, разбираться по этой части они меня научили весьма и весьма прилично. Поэтому, придя в консерваторию, я, конечно, ощущала себя более или менее образованным человеком.

О, дальше началась интеллигенция! Как это было прекрасно! Милейшая, изысканнейшая дама ставила мне какие-то диалоги, радовалась, если я все же доходила раз в месяц до ее кабинета, говорила, что картавить необязательно, и что на этот раз в семестре будет все-таки «четыре», ну, потому что чтобы было «отлично», ну надо же хоть что-то делать. На втором курсе я решила, что умение говорить на deutsch придаст моей жизни какого-то особенного шарма, и познакомилась с еще одним преподавателем.

Нет, Вы не понимаете. Это вообще достойно кисти великих живописцев и пера известных писателей! Илюша был фантастический. Немцы никогда не знали и никогда не узнают свой родной немецкий так, как знал его он. Им всем вообще даже и не снилось то феерическое изобилие нюансов, которым он владел, с которым он жил, и то, с каким восторгом он щелкал все эти грамматические таблицы. Не хватало только белочки и царя Салтана. Ибо и Римского, и Корсакова было предостаточно, а то, что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью» – так тут первого усомнившегося легко оставили бы без глаза, а то и без двух, чтобы другим неповадно было! Не-е-е, что там скрывать, в те времена я знала конъюнктив, могла процитировать Франца Кафку, читала Генриха Бёлля в подлиннике, но если, не дай Бог, кто-то пытался заговорить со мной на немецком – я была нема, как грандиозный аквариум, насчитывающий стомиллионное собрание редких плавающих особей!

Со следующей немецкой дамой я не сошлась характерами. Ей было неинтересно, мне было скучно. Однажды она меня спросила: «Марина, Вы ели когда-нибудь картофельный салат?» Я ответила: «Да». Правда это или нет, я уже не помню, но, кажется, что-то такое проблескивало в каких-то австрийских кафе, так слушайте дальше. Дальше она меня спросила: «Хорошо, а что там было, в этом салате?» И я, конечно, ответила, что в картофельном салате был картофель. Ну, Вы же понимаете, что дама эта тоже не вчера родилась и спросила опять: «Отлично, а что еще, кроме картофеля было в картофельном салате?»… И дальше произошла психологическая катастрофа. Я ответила, что я не помню! А она…. Нет, это даже не мхатовская пауза, не «Вишневый сад», не «Ревизор» и даже не прыжок Подколесина из окна во время «Женитьбы», нет, это знаете, это что-то вроде «Гибели богов», где кольцо Нибелунгов давно блестит на пальце у Вагнера в знак уважения и признательности «Дочерям Рейна». Она только тихо выдохнула: «Как? Как это Вы не помните?»

А еще говорят: «Немецкий с удовольствием», «Немецкий без труда», «Немецкий всего за сезон» … Нет, господа, ничего подобного. Я заговорила только тогда, когда меня спросили: «А Вам он зачем?» Тут глаза мои загорелись, и я подумала: «Пожалуй, с этим…. можно и рискнуть!»

Шторы – это прекрасно. Это замечательно. Они скрывают и раскрывают, в них можно высморкаться, когда совсем все плохо, и в них же можно уткнуться, заходясь от радости, за них можно подержаться, чтобы не упасть, а еще опереться, чтобы заглушить оттенки одиночества, ну, и конечно, шторы – это грандиозное изобретение по пропаганде чистых рук! Здоровая конкуренция великому Мойдодыру! Шторы слышат, шторы знают, шторы впитывают. Все сюжеты, все планы «по секрету всему свету» – надежно спрятаны в глубину тяжелых складок. И дело не в традиционном цвете бордо или бархатной фактуре, дело – в атмосферном давлении, которым они нависают с самого потолка, очаровывая наивных служителей искусства!

Да, шторы, о которых пойдет речь, не имеют ни прошлого, ни будущего, эти шторы вечны, потому как удел их – хранить богемные миры как зеницу ока, не теряя при этом своей эфемерности. Они давно не видели дневного света, давно не сталкивались с людьми «не в образе» и полностью уверены в том, что слова, одни и те же слова, которые они слышат изо дня в день … Слова эти почему-то сначала старательно записывают в книги, чтобы потом прочитать, чтобы потом заучить наизусть и только потом уже сказать друг другу, исходя из системы Станиславского! Причем, заранее зная, – что конкретно и в какой момент им должны ответить. Ибо в противном случае с завидной точностью повторялся один и тот же моноспектакль под названием «Вон из театра!» в исполнении главного режиссера.

Уборщицы, билетерши, продавщицы программок, юные администраторши, заштатные критикессы, – весь этот букет, подаренный на «8 Марта», был, есть и будет главным бессмертным Купидоном закулисного бытия. Это не дамы, нет, это клад или, даже лучше сказать, склад знаний, умений и навыков по части нетленности тех самых манящих полотен, именуемых «За кулисы». В заботе об этих необъятных шторах проходит жизнь не одного поколения. Из рода в род передаются важнейшие нюансы ручной стирки, штопки и глажки, из уст в уста шепчутся основы крепления, из рук в руки нежно переплетается подгибка километрового низа ….