Антон Антонов-Овсеенко - Журналистика XXI. Новые СМИ и свобода слова

Трагическая скорость сокращения рекламных доходов в печатных СМИ в некоторых государствах связана с их огосударствлением или переходом в руки лояльного олигархата: читатель, а вслед за ним и рекламодатель теряют интерес к прессе, которая им систематически врет

Подобная тенденция, отмеченная не только в России, но и, например, в Китае, кроме всего прочего лишний раз подтверждает справедливость объединения под одной обложкой тематики новых СМИ и свободы слова. В случае с Россией на падение рекламных доходов печатных СМИ негативно влияло именно государство. Логичным будет предположить, что в других случаях государство способно, наоборот, положительно влиять на формирование рекламных потоков, в том числе в печатных СМИ: если, например, государство предпочитает ограничениям свободы слова рыночные условия формирования бизнеса СМИ и не вмешивается в этот процесс. И тому есть блистательные подтверждения, которые мы приводили выше, – из опыта Le Monde, а также Hearst Magazines, Helsingin Sanomat, Times Newspapers и др.

Во втором разделе труда речь пойдет, конечно, и о свободе слова в связи с интернетом. Но приступать к этой теме следует с особенной осторожностью: ведь наряду с ограничениями, налагаемыми государством, пользователей сети подстерегают и вполне реальные опасности, определяемые в том числе уголовным законодательством. С увеличением скорости коммуникации увеличились и возможности для разного рода злоупотреблений. Правда, автократии наподобие российской с удовольствием используют эти реальные опасности только для того, чтобы, до смерти напугав своих граждан, максимально ограничить их доступ к будто бы чуждой им информации. В таких условиях логика групп, отождествляющих себя с государством, толкает их к тому, чтобы в дальнейшем подчинить себе наиболее популярные онлайн-СМИ и с их помощью оказывать непрестанное давление на общественное сознание в направлении, необходимом для сохранения власти.

В противовес этой логике в государствах Западной Европы, в той же Франции или Великобритании, в течение веков складывался такой баланс взаимоотношений между государством и СМИ, при котором власть в итоге вмешивается в дела СМИ только в случае нарушения уголовного кодекса. Этот баланс бережно соблюдается там и сегодня, а все тенденции в регулировании интернета с стороны государства ограничиваются условием минимального вмешательства в деятельность СМИ.

Причем разнонаправленные традиции во взаимоотношениях государства со СМИ сложились в России и странах Западной Европы отнюдь не случайно, а в соответствии с общими трендами их экономического и общественного развития. Напомним, что в Англии те самые первые, спорадически выпускавшиеся листки новостей, содержавшие рассказы о сенсационных событиях, подчас вовсе не соотносившихся с реальностью, появились в конце XV–XVI в. как способ заработка владельцев печатных машин в промежутках между производством книг – то есть в коммерческих целях. В России газета «Ведомости» появилась почти триста лет спустя, в начале XVIII в., лишь по воле царя Петра и исключительно в целях пропаганды его реформ, далеко не во всем прогрессивных и человеколюбивых. И по сей день главными условиями работы масс-медиа остаются, соответственно, коммерческий интерес, если говорить о Западе, и интересы властной верхушки, – если говорить о таких государствах, как Россия или Китай.

Но, конечно, государства Западной Европы в своих взаимоотношениях с масс-медиа отнюдь не всегда исходили из интересов свободы слова. В ряду многочисленных преступлений государства против этой неотъемлемой составляющей демократии достаточно упомянуть британский суд над Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами». Дефо в своем памфлете требовал реформ в законодательстве, образовании и выступал против господства Англиканской церкви в стране – то есть сам был, что называется, инакомыслящим, за что и пострадал. Тем не менее Европа прошла долгий путь от жестоких физических наказаний и казней за «преступления» в печати, до экономических рычагов давления на прессу и только затем в муках многочисленных революций постепенно, шаг за шагом приблизилась к реализации действующих сегодня принципов толерантности.

Для примера многочисленных преступлений государства против свободы слова и СМИ достаточно упомянуть британский суд над автором «Робинзона Крузо» Даниелем Дефо, приговоривший писателя в 1702 г. к позорному столбу и тюремному заключению за памфлет «Кратчайший способ расправы с диссидентами»

К слову, в России документальное регулирование взаимоотношений государства со СМИ происходило с большой оглядкой на опыт стран Западной Европы. Например, графа 6 Заявления о регистрации СМИ в России и в начале XXI в. содержала требование об указании тематики и/или специализации того или иного конкретного масс-медиа [5] http://rkn.gov.ru/mass-communications/smi-registation/#10 . Но это условие произошло, кажется, напрямую от тех далеких времен, когда мысль о необходимости ограничить перечень тематик, освещаемых в одном конкретном издании, пришла в голову кому-то из французских чиновников эпохи кардинала-герцога Ришелье: 30 мая 1631 г. Теофраст Ренодо получил королевское разрешение на публикацию в своей La Gazette официальных новостей и объявлений с условием запрета на публикацию сообщений по другим тематикам. Нарушение такого запрета с тех далеких пор служило рычагом давления на свободу слова, и именно этот инструмент воздействия на СМИ сохранило в своем арсенале российское законодательство в XXI в.

Еще один показательный в этом смысле пример – требование к печатным СМИ о предоставлении властям так называемого «контрольного экземпляра», которое благополучно перекочевало из российских цензурных уставов XIX в. в соответствующее постановление Временного правительства, затем из него – в советское законодательство, а оттуда – в требования к печатным СМИ «новой» России на рубеже XX–XXI вв. Наличие этих экземпляров во все времена позволяло властям заняться расследованием правомочности тех или иных публикаций и привлечь к ответственности тех, кто, возможно, допустил нападки на государство. Однако и это замечательное «новшество», как и ограничение освещаемых тематик, появилось в текстах российских цензурных уставов не из ниоткуда, а напрямую из германского закона о печати образца 1874 г., составленного по инициативе Отто фон Бисмарка. «Железный канцлер» тогда же потребовал, чтобы в закон о печати были включены и требования об обязательном указании в газетах и журналах фамилий ответственных (главных) редакторов, издателей и владельцев типографий, а также домашних адресов (!) авторов публикаций. В результате российские цари до 1917 г., а затем чиновники советского периода, пользуясь именно этим опытом Бисмарка, настаивали на включении подобных же требований со стороны государства к издателям печатных СМИ.