Алексей Рощин - Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее

Поскольку жить в постоянном страхе, не имея ответа даже на такой простой вопрос, слишком разрушительно для психики, ответ у «совка», безусловно, есть… Но ответ действительно совсем не такой, как на Западе.

Ни о каком суде, естественно, «совок» и не вспоминает. Но он твердо знает другое: над каждым начальником есть начальник. Даже над тем же прокурором, мэром или губернатором! Начальство «повыше» может быть не здесь, но оно бдит! Оно не даст совсем уж беспредельничать!

Говоря совсем уж по-простому: «совок» знает, что над губернатором есть Путин. Он далеко, где-то в Кремле, – но он, если что, даст укорот.

Это по большому счету единственная, но она же и Главная Надежда. В представлении «совка» (и «постсовка») способность (и наклонность) местного начальства к беспределу сдерживается только наличием над этим начальством другого, более высокого начальства. То есть уповает советский обыватель не на суд, а на Вертикаль.

В этой логике «совка» вроде бы нетрудно отыскать слабое звено. Например, такое: допустим, злодея среди местной власти сможет укоротить условный «Путин», но как быть, если злодеем окажется сам представитель высшей власти? Что тогда?!

Если вы думаете, что такой вопрос поставит «совка» в тупик, – вы не угадали. Народная психика уже выработала на него вполне удовлетворительный ответ. «Совок» рассчитывает, что жестокость высшего начальства будет компенсироваться его отдаленностью!

Ну, в самом деле. «Путин» сидит высоко, живет далеко, под ним 140 миллионов человек. Так уж ли он страшен простому обывателю? Если кого «обычного» вдруг заметит – что ж, не повезло, как говорится, «не стой под стрелой». Зато губернаторы с мэрами и прочими «главами» да министрами – пусть трясутся, это хорошо.

Как раз вот этой тонкости народной психологии совершенно не чувствуют наши «оппозиционеры», все сплошь «западники». Оппозиция ведь так и не дала себе труд осмыслить, почему, к примеру, настолько безболезненно и легко для Кремля прошла отмена губернаторских выборов. Почему никто, нигде на всей шестой части суши даже не обозначил протеста? Почему народ до сих пор без всякого энтузиазма относится к этому «величайшему завоеванию демократии» – выборности губернаторов?

Причина крайне проста. Люди – обычные обыватели – в глубине души панически боятся самодостаточной власти. Особенно – на местном уровне. Если про начальника известно, что он прочно «встроен в Вертикаль», – это успокаивает, значит, на него «есть управа», за ним присматривают сверху. А если он вдруг станет «полновластным хозяином территории» – как же на этой территории жить тогда простым людям?!

Мы настолько привыкли жить в отсутствие суда – независимого суда как идеи, – что просто не осознаем весь ужас такого существования именно с точки зрения обывателя. Ведь, собственно, что такое суд в нормальном государстве? Это, по сути, единственная защита так называемого «простого человека» от произвола любого представителя власти. Жизнь без суда равносильна жизни человека в одной набедренной повязке и без всякого оружия в одном вольере с крупными хищниками. У тех – длинные клыки, зубы и когти, у человека – только добрая улыбка.

Проиллюстрируем еще раз то, о чем мы здесь все время говорим, – то есть «оккупационный принцип». Давайте воспримем его буквально – то есть представим, что мы оказались вдруг действительно на оккупированной территории. То есть кругом – какие-то чужаки в мундирах и с автоматами: они патрулируют улицы, занимают все общественные здания, ввели комендантский час… Какие у нас с вами по этому поводу будут чувства? По-моему, очевидно, что одно из главных чувств, которое мы будем испытывать, – страх. Жить на оккупированной территории банально страшно.

И вполне понятно, почему: оккупанты от нас никак не зависят. Они теперь тут хозяева, а мы – непонятно кто. У них автоматы, а нам запрещено на них даже глаза поднимать. Непонятно, что у этого вооруженного человека на уме: вдруг он захочет поселиться у тебя в доме? Снять с тебя твое пальто? Просто поднять автомат и застрелить тебя, потому что ты ему не понравился? Как писал один из свидетелей эпохи становления «оккупационного принципа»: «Мы живем, под собою не чуя страны». Именно потому что страна-то уже – чужая.

И вот сейчас мы, пожалуй, добрались до основной особенности психики «совка». Это страх, загоняемый глубоко внутрь.

Нам постоянно внушают, что жить в отсутствие разделения властей, когда одна власть и законы пишет, и исполняет, и судит – это якобы такая особенность «русского менталитета», «русский путь», «суверенная демократия» и тому подобные словеса.

На самом же деле жизнь в такой ситуации – постоянный стресс, глубоко травмирующий психику, от которого личность защищается при помощи вытеснения и всяческих фантазмов [6] Фантазм (устар.) – особая разновидность сценоподобных образных представлений. вроде того, что «коммунистическая власть тебя любит», а значит, конечно же, не причинит никакого зла.

Очень неполезно, когда достигшие зрелости мужчины и женщины постоянно ощущают свою полную беззащитность перед «представителями власти». Это приводит к вечной «недовзрослости», то бишь массовому инфантилизму. Особенно губительно в плане созревания личности такая ситуация действует, естественно, на мужчин.

Представление о своей «оккупированности», безусловно, живет в коллективном бессознательном «совков». Периодически оно проявляется – к примеру, в мечтаниях некой части наших сограждан о том, как, дескать, было бы хорошо, если бы страна была оккупирована. Как правило, эти мечтания вызывают чрезвычайно резкую эмоциональную реакцию со стороны более «правильных» сограждан. Во всех случаях мечтатели уверены, что оккупанты «наладят нормальную жизнь», «наведут порядок», «справятся с коррупцией», «обеспечат справедливость» – словом, излагается что-то крайне похожее на предвыборную программу раннего Путина.

В этом проявляется также одна из основных черт «постсовка», успешно выработанная в поколениях благодаря направленному воспитанию и селекции пассивность. Мечтать об общественном переустройстве можно, но только в виде смены одной оккупирующей силы на другую, без какого-либо участия самого «совка».

Второй, не менее часто встречающийся речевой конструкт [7] Конструкт – целостная, отделяемая от других сущность реального мира, недоступная непосредственному наблюдению, но гипотетически выводимая и/или выстраиваемая логическим путем на основе наблюдаемых признаков. во всех разговорах на общественные темы – это все выражения, связанные с темой домашнего скота: «бараны», «стадо», «овцы» и, конечно же, польский вариант – «быдло». Очень часто используется, когда самые разные люди говорят о своем народе.