Саша Камских - Институт экстремальных проблем

Вадим плохо помнил случившееся, но то, что осталось в его памяти, вызывало содрогание. Если бы кто-то при нем подобными словами оскорбил женщину, то недосчитался бы нескольких зубов в разбитой челюсти. А тогда он сам поступил так, причем в отношении той, кто ему дороже всех на свете.

«Наверное, это свыше всех человеческих сил простить такого подонка, я не имею никакого права даже мечтать о снисхождении, но умоляю, извини меня. Я вел себя гнусно, мне нет оправдания. Честное слово, я не знал, что твоих родителей уже нет в живых, я никогда не посмел бы сказать в их адрес что-либо плохое! Низко и подло оскорблять того, кто не может дать тебе ответ. Этого вообще нельзя делать никогда! Мне только сейчас пришло в голову, что я могу обидеть человека, с ним потом вдруг что-нибудь случится, а я не успею попросить у него прощения и никогда не смогу этого сделать!»

Вадим прочитал последнюю фразу, ужаснулся своему косноязычию и хотел было густо зачеркнуть ее, но мысли перескочили на другую тему.

«Светочка, прекраснее тебя нет женщины на земле! Все вокруг сразу поняли это, и только такой тупица, как я, мог сравнивать тебя с куклой. Я был слеп, я был не просто глуп, я был безумен. Иногда я пытаюсь представить себе, как все сложилось бы, если бы тогда в апреле я подошел к тебе и сказал: «Привет, Светлана! Сколько же лет мы с тобой не виделись? Какая же ты красавица стала, просто глаз не отвести!» Вот так, по-простому, сказать и улыбнуться, не боясь уронить свой авторитет и разрушить репутацию крутого мачо и убежденного холостяка. А ты вдруг улыбнулась бы мне в ответ и тоже сказала бы что-нибудь, пускай совсем пустяковое! И все пошло бы по-другому, но я напортил сразу же и после этого только вредил самому себе, не замечая, как я нелеп».

Исписав за три дня пять листов неровным крупным почерком, Медведев, не глядя, сложил их в конверт, запечатал его и бросил в почтовый ящик. Перечитать написанное он не смог себя заставить, потому что боялся, что не отважится потом отправить Светлане свою писанину. Он догадывался, что у него получилась сумбурная маловразумительная смесь из извинений, признаний в любви, нелепых мечтаний и жалких попыток оправдаться, но надеялся, что Света поверит в его искренность. Всю ночь его опять мучили кошмары – Вадим видел Светлану, бежал к ней со всех ног, но когда приближался к девушке, то оказывалось, что это всего лишь тающий на глазах призрак.

На следующий день Медведев начал сочинять новое письмо. Он уехал на лыжах далеко в лес и, устроившись на поляне, стал обдумывать, что написать. На солнце за ветром было так тепло, что Вадим скинул куртку и, скатав в валик, сел на нее. С собой он прихватил карандаш и бумагу, рассчитывая, что в одиночестве и тишине у него получится более связно изложить свои мысли. Медведев хотел, чтобы Светлана узнала, как он жил все эти годы, насколько изменился, и поняла, что с ним происходило в последнее время. Он пытался рассказать ей, как тяжело ему было привыкнуть к жизни без родителей, взять на себя ответственность за Вику, на которой он женился не по любви, как ему тогда казалось, а поддавшись общему поветрию – почему-то на пятом курсе все стали создавать семьи. Не прошло и года, как они с Викой поняли свою ошибку и развелись, но это тоже далось ему непросто. Потом Вадим к огромному недоумению родных и знакомых бросил работу и ушел в армию. Он не стал в письме описывать никакие подробности, только постарался объяснить Свете, как пришлось ломать себя самоуверенному лейтенанту, получившему погоны после обучения на военной кафедре гражданского вуза, чтобы заслужить уважение рядовых и офицеров.

Самой большой удачей Медведев назвал случайное знакомство с Черепановым, который впоследствии взял его на работу в отряд спасателей. «Но, ты понимаешь, солнце мое, удача всегда должна быть нейтрализована своей противоположностью, каким-нибудь несчастьем, — писал Вадим. — Только я решил, что жизнь начала налаживаться, нашлась хорошая работа, появился стабильный заработок, как не стало бабушки. Так сложилось, что в раннем детстве она занималась со мной гораздо больше, чем мама, самые первые воспоминания были связаны именно с ней. Да и потом, уже после армии, только благодаря бабушке я ощущал, что у меня есть дом, где вечером она не просто кормила меня ужином, но и внимательно выслушивала, даже если я начинал нести полнейшую ахинею, давала совет, а иногда и просто утешала, погладив по голове, как маленького мальчика. Я сейчас вспомнил, что чувствовал тогда, и понял, как тяжело пришлось тебе, когда ты в такое короткое время потеряла всю свою семью. Что и говорить, мне было намного легче пережить утрату, потому что со мной были родители, сестра, я все-таки не остался один на один со своим горем. Если бы я был рядом с тобой, любимая моя девочка, когда произошло несчастье с твоими родными, я не знаю, что сделал бы, чтобы помочь тебе. Но меня не было, я ничего не знал о тебе, я давно закоснел в своем одиночестве, в уверенности, что мне никто не нужен. Я не пытался найти ни школьных друзей, ни институтских, не заводил новых, мне казалось, что достаточно одного Генки, а общения с избытком хватит и того, что на работе. Когда мы с тобой снова встретились, как долго же до меня доходило, что мне нужна ты, что без тебя в жизни не будет ничего хорошего, а только та пустота, которой я удовлетворялся столько времени!»

Только когда бумага закончилась, Медведев почувствовал, что замерз. Он изумился тому, сколько написал единым духом, но, как и в прошлый раз, не решился перечитать свою исповедь. Сообразив, что на лыжах он дойдет до поселка намного быстрее, чем до санатория, Вадим отправился туда с намерением не только отправить письмо, но и позвонить Свете. «Она не поймет, кто звонит, и ответит. Даже если не захочет разговаривать, то ее голос я услышу!» – в предвкушении этого мгновения, Медведев кинулся на поселковую почту.

Его выдумка сработала. Светлана ответила сразу же, но, услышав в трубке голос Вадима, тут же прервала связь и больше на эту хитрость не попадалась. С того дня так и повелось: Медведев приходил на почту с очередным конвертом и надолго занимал телефонную кабинку. Он еще несколько раз попробовал звонить Светлане на мобильник, но безуспешно. Тогда Вадим уточнил у Генки телефон отдела кадров и стал названивать туда. Светлана снимала трубку, здоровалась, опередив собеседника, и, не подозревая, что это может быть Медведев, вежливо просила: «Перезвоните, пожалуйста. Вас не слышно».

Два дня Вадим летал на почту, как на свидание, но потом Света догадалась, видимо, в чем дело, и трубку стал брать Виктор Елисеевич. «Старый пень! — Медведев стал люто ненавидеть кадровика. — Сидит безвылазно целый день за своим столом и наливается чаем. И куда вся жидкость у него в организме девается? Хоть бы ненадолго вышел отлить!»