Саша Камских - Институт экстремальных проблем

Все в отделении жалели, что Света уходит, но никто даже не заикнулся о том, чтобы она осталась. Танюшка Макова вернулась в бухгалтерию еще раньше, как только Кирилла перевели из ожогового отделения в офтальмологическое, но несколько раз в день прибегала к нему, хотя Задонцев уже мог обойтись без ее постоянного присутствия, приспособился действовать только левой рукой, а остатки зрения позволяли ориентироваться в знакомом помещении. Ему предстояло еще немало операций и на глазах, и на культе правой руки, и на лице, обезображенном послеожоговыми рубцами. К концу года Танюшка с Кириллом собирались пожениться. Ее родители давно относились к Задонцеву как к сыну, заменившему им Захара, тоже спасателя, погибшего несколько лет назад, а мама Кирилла, всегда мечтавшая иметь дочку, души не чаяла в будущей невестке.

— Дим, проснись, к тебе пришли.

Ласковое прикосновение к щеке разбудило Медведева. Он ожидал увидеть Кленова, может быть, Олега или еще кого-нибудь из врачей, но рядом со Светланой в белом халате внакидку стоял Черепанов. От неожиданности Вадим даже уронил пульт, когда стал выключать телевизор.

— Здравствуй, Вадим, — Николай Кронидович наклонился к Медведеву и обнял его. — Я утром узнал, что тебя перевели в отделение, и не выдержал, решил проведать. Ты уж извини старика за то, что он вломился к тебе без спросу и с пустыми руками. Кроме сока, ничего на ходу придумать не смог.

Глаза Черепанова подозрительно блестели. Он разглядывал Медведева и отмечал все детали его облика: обильную седину в отросших волосах, бледное лицо с темными кругами вокруг запавших глаз, похудевшие шею и руки, выпирающие ключицы, торчащие в вырезе больничной рубашки. Начальник знал все о состоянии Вадима, ежедневно общаясь с Кленовым, и понимал, что после таких травм, десятка операций и почти полугодичного пребывания в интенсивной терапии внешний вид будет отнюдь не цветущим, но увиденное сильно расстроило Черепанова. Больше всего Николаю Кронидовичу не понравился взгляд Вадима, болезненно напряженный, застывший в предчувствии чего-то неприятного. Он понял нежелание Медведева, чтобы его кто-нибудь навещал, о чем предупреждали и Светлана, и Олег.

— Да о чем вы, Николай Кронидович?! — Вадим до того растерялся, увидев начальника, что забыл поздороваться, только машинально ответил на рукопожатие.

Светлана пододвинула Черепанову стул, а он, отвернувшись на секунду, чтобы поблагодарить девушку, быстро провел ладонью по глазам. Света тихонько вышла из палаты, не желая мешать разговору.

— Как ты, Вадим? — спросил Николай Кронидович.

— Живой, — слабо усмехнулся Медведев. Он, в свою очередь, заметил, как постарел за эти месяцы начальник. Черепанов ссутулился, на лице добавилось морщин, кожу рук густо покрыли старческие пигментные пятна, и только глаза, чуть утратив свою яркость, смотрели по-прежнему пронзительно. — Вот, зашили меня и выпустили из склепа. Не знаю, что дальше со мной собираются делать, жду, когда Евгений Петрович придет, что скажет.

— Я долго у тебя засиживаться не собираюсь, да и не дадут. Удивляюсь, что за последние пятнадцать минут мне никто не позвонил.

Черепанов вытащил из кармана телефон, посмотрел на него, отодвинув на расстояние вытянутой руки; убедившись, что не пропустил ничей звонок, он начал подробно расспрашивать Вадима о том, как тот себя чувствует, что говорят врачи, хорошо ли к нему относится персонал клиники. Все эти вопросы Николай Кронидович задавал каждый раз, когда разговаривал с Медведевым по телефону, а делал он это не реже раза в неделю, но сейчас начальник пристально смотрел на Вадима, наблюдая за его взглядом и выражением лица. Как только Черепанову казалось, что Вадим о чем-то не хочет говорить, он переводил разговор на другой предмет, не затрагивая больше предыдущий, но про себя делал выводы, что тут что-то неладно.

Выяснив все, что он хотел узнать, Черепанов рассказал Медведеву о том, что происходит в институте, и Вадим впервые услышал об аккредитации. Николай Кронидович пожаловался на ограничения, которые теперь на них накладывают со всех сторон, на идущие сплошной чередой проверки, по результатам которых приходится в экстренном порядке то создавать новые службы и подразделения, то переделывать устоявшуюся структуру существующих, то выполнять и вовсе нелепые с позиции здравого смысла предписания.

— Я хочу предложить тебе работу, — перешел к самому главному Николай Кронидович. Вадим недоверчиво уставился на него. — Мы создали отдел по связям с общественностью. Ну, ты понимаешь, в духе времени: контакты со СМИ, с населением, с общественными организациями и так далее, и тому подобное. Нужно отчитываться перед белым светом, рассказывать, не горит ли что-нибудь поблизости, не собирается ли взорваться или рухнуть, объяснять, что мы делаем, как, почему, на что тратим бюджетные средства и каким образом зарабатываем деньги сами. Нам настоятельно порекомендовали, — Черепанов саркастически усмехнулся, — взять на работу двух молодых людей: один журналист, другой – социолог. Ничего не скажу, ребята неплохие, но о специфике нашей работы не имеют ни малейшего представления, все у них получается красиво, гладко, но без какой-либо смысловой нагрузки. Ты у нас человек грамотный, один из старейших работников, согласись стать консультантом для них. Это не на общественных началах, мы тебя оформим на полставки, а времени, я думаю, слишком много у тебя эта работа не отнимет. В ближайшей перспективе у нас – создание учебно-методического центра, и я хочу предложить тебе поработать еще и там. Ты только сходу не отказывайся, — Николай Кронидович положил руку на плечо Медведеву, заметив, что тот собирается что-то сказать. — Серьезно подумай и над первым предложением, и над вторым. Кстати, в будущем учебном центре уже согласились преподавать Ирина Владиславовна и Александр Петрович.

Черепанова почти на полуслове прервал телефонный звонок.

— Что я говорил? Не дают покоя! Пора идти, — сказал он с досадой, а затем немного наклонился к Вадиму, погладил слежавшиеся темные волосы и почти прошептал: — Поправляйся поскорей, сынок, тебя все ждут.

У Медведева перехватило дыхание от такой неожиданной ласки и оттого, что он почувствовал, как при этом дрожали пальцы начальника.

— Я постараюсь, — внезапно севшим голосом ответил Вадим.

Он настолько пришел в смятение от прихода Черепанова, что даже через час, когда Кленов наконец-то добрался до его палаты, давление и пульс не пришли в норму.

— Вадим Дмитриевич, — укоризненно покачал головой заведующий отделением, — раз вы так разволновались, то я пока наложу запрет на все посещения, чтобы вас никто не беспокоил.