Олесь Донченко - Лукия

Несколько минут во дворе никого не было. Лукия успела отвязать коня и исчезнуть с ним за колокольней. Когда уже входила в рощу, девушке показалось, что за стволами каштанов промелькнула черная одежда. Лукия энергично дернула за повод. Конь вытянул голову вперед, его копыта застучали по утоптанной тропинке. Тихо звенели стремена. Вокруг коня носились слепни, и у лошади нервно подрагивала золотистая кожа.

Лаврин ждал.

— Никто не видел? — прошептал он.

Лукия вспомнила о черной одежде за каштанами. Наверное, какая-то монашка. Не рассмотрела. Глупости, никто не видел. Она проделала все быстро и ловко.

Пока Лаврин садился, девушка поддерживала стремя. Но вот Лаврин вскочил в седло, и ей вдруг стало страшно. Лукии казалось, что это вновь разлука — и уже последняя, навеки, а она не хотела с ним разлучаться. Лаврин сказал:

— Жди! Даю тебе слово твердое, как камень, скоро сюда вернусь!

Конь рванул с места в карьер и ускоренным галопом помчал вдоль речки. Ветви орешника хлестали всадника по лицу. Он пригнулся к шее коня...

Скрылся с глаз Лаврин, лишь речка продолжала тихо нести свои воды, сонно колыхалась ряска у берега, да летали над водой маленькие голубые бабочки. Упала Лукия на горячий песок и долго так лежала, прислушиваясь. Прислушивалась к цокоту копыт, так как ей казалось, что все еще слышен бег коня, на котором умчался Лаврин. Цокот копыт стихал где-то далеко-далеко, на другом конце света, стихал, как печальный звон: бом, бом, бом... Вдруг Лукия спохватилась, действительно услышав звон в монастыре. Он густо плыл над лесом и рекой, назойливо звал медным набатом.

Лукия поднялась на гору и сразу же очутилась в толпе монашек и послушниц. Из собора выносили обновленную икону богоматери. Несли ее два офицера из белогвардейского штаба, с обнаженными головами, с револьверами и гранатами на ремнях. Несколько попов во главе с отцом Олександром уже размахивали кадилами. Ладан клубился синими волнами. Молитвенное пение заглушало веселое чириканье воробьев, крики стрижей.

Крестный ход достиг монастырских ворот, когда вдруг где-то далеко прозвучали винтовочные выстрелы и затарахтел пулемет. Пули засвистели над головами народа. Моментально стихли колокола. Монашки рассыпались кто куда, словно стайка грачей. Отец Олександр, дико размахивая кадилом, кинулся назад, под защиту массивных стен собора. Обновленная икона тяжело рухнула на камни мостовой, а оба офицера с криками «Стой!», «Стой!» бросились в помещение штаба.

Через несколько минут широкий двор заполнили военные в погонах, с винтовками. Известие о том, что красные наступают, мигом облетело весь монастырь, Несколько «ос» прожужжало над Лукией. Она невольно пригнула голову. Сердце замерло. Но вдруг оно забилось радостно. Лаврин, видимо, встретил наступающие сейчас красные части, и эти пули — их посылает родная рука. Лаврин возвращается, Лаврин недалеко...

Совсем близко ударил пулемет. Лукия увидела косоглазого. Он вышел на балкон с кряжистым офицером. Посмотрел на колокольню, откуда стреляли белогвардейцы, и улыбнулся:

— Теперь мы их не подпустим, господин полковник.

— Естественный бастион христовой веры военного назначения, — пошутил офицер. Однако ему вряд ли было до шуток. Он вернулся к открытой двери штаба и крикнул: — Харитонов! Второй пулемет тоже на колокольню! А богородицу надо прибрать. Лежит у ворот. Неудобно: все-таки икона... так сказать, святыня! Для поддержания бодрости духа следовало бы ее с почестями...

— Оставьте, господин полковник, — перебил его косоглазый, — Во-первых, около ворот сейчас опасно, во-вторых, икона подождет. К тому же она, кажется, разбита. А вот поднять на колокольню еще один пулемет — это гениально. На беду врагам и супостатам.

— Да, да, мы будем держать под обстрелом все подступы к монастырю. Харитонов, быстрее возвращайтесь!

В кельи залетали шальные пули, поэтому игуменья перебралась в большой светлый подвал, где хранились бочки с вином. В подвале поставили два кресла и перетащили туда с десяток «барашков», чтобы подпереть ими бока игуменьи.

Матушка Никандра увидела возле собора Лукию, схватила ее за руку.

— Х-х-х... Вот ты где бродишь! Матушка игуменья ждет тебя. Пойдем сейчас же...

Игуменья была очень встревожена.

— Как там? — спросила Никандру . — Кто — кого?

Экономка пожала плечами:

— На все божья воля.

— Горе мне, — гудела игуменья. — Захватили монастырь, штаб свой в кельях разместили. Некому заступиться за нас, сирот...

— Богородица святая заступится, — сказала экономка.

Лукия удивленно слушала. Разве не причастна была игуменья к белым мятежникам? Разве не прятала она оружие? .

— И ты покинула меня? — обратилась игуменья к Лукии. — Воды некому подать,

Быстро вошел косоглазый. Игуменья радостно поднялась ему навстречу.

— Все в порядке, — успокоил он, — Два пулемета на колокольне не дают красным и на шаг продвинуться. Так и косят... Нам нужно продержаться лишь двое суток. На помощь идет полк Чорбы...

Матушка игуменья тяжело вздохнула:

— Слава тебе, царица небесная!

На ступенях лестницы раздались голоса, в подвал вошел офицер с человеком в алых галифе. Лукия сразу же узнала в нем того, кто изображал покаранного богородицей. Сейчас на его картузе белела кокарда, а на боку болтался наган. Из-за его спины выглядывала острая лисья мордочка матушки Таисии.

— Где она? — спросил офицер.

Матушка Таисия обнажила в злобной ухмылке черные гнилые зубы:

— Вот она! Лукия.

Офицер взял послушницу за плечо:

— Пойдем.

— Куда? — вскрикнула Лукия, чувствуя, как задрожали у нее колени.

— Что случилось? — удивленно спросила игуменья.

— Ваша послушница, — объяснил офицер, — украла коня и передала его большевику.

Игуменья побледнела.

— Нет... не верю...— прошептала она.

— Я свидетельница, — склонила голову матушка Таисия, — Все видела своими глазами.

Горячая кровь бросилась Лукии к голову, но она сдержала себя, спокойно ответила:

— Я никогда не слышала, чтобы послушницы крали коней для большевиков.

Офицер, раздумывая, посмотрел на матушку Таисию:

— А не ошиблась ли ты, божья маргаритка?

Монахиня, видя, что дело принимает другой оборот, вспыхнула.

— Крест святой! — завизжала она. — Клянусь! Чтоб меня землей сырой накормили, если я ошиблась!

Тогда офицер решительно приказал человеку в красных галифе:

— Уведи ее!

— В могильный штаб прикажете?

— В расход? Подожди. До окончательного выяснения куда-нибудь запереть.

— В погреб, — выскочила матушка Таисия. — Есть такой погреб. Я покажу.

Она пошла вперед, а за нею белогвардеец с Лукией. Монашка подвела их к погребу, в котором когда-то сидела Федосия. Щелкнул замок, и Лукия осталась одна.