Олесь Донченко - Лукия

Когда глаза свыклись с темнотой, девушка увидела в углу несколько старых ульев-колодок, поломанную центрифугу. В погребе было холодно. Вдоль стен росли тонкие ядовитые грибы. Лукия слышала, как Таисия спросила, когда приставят сюда часового.

— Каждую сороку охранять! — хихикнул белогвардеец. — Кто же будет тогда с красными драться?

Пулеметная трескотня глухо доносилась даже сюда, под землю. Лукия в отчаянии нажала на дверь. Она ярко представила себе красноармейцев, которых беспощадно сметал пулеметный огонь белых с колокольни.

— Он не возвратится, — шептала девушка, думая о Лаврине, а она сидит здесь, в погребе, лишенная возможности помочь. Она в плену, она бессильна.

Дверь заскрипела, но не подалась. Лукия заплакала. Лаврина, наверно, уже нет в живых. Пулеметы стреляют с колокольни во все стороны, в открытом поле красным некуда деваться от пуль.

Так она сидела час или два. А что, если попробовать сделать подкоп, чтобы вырваться на свободу? Землю можно рыть пальцами, можно снять с центрифуги металлические детали и ими рыть, рыть. К ночи подземный ход будет готов. К ночи? Не поздно ли будет? Ведь в любую минуту за ней могут прийти. Как сказал тог офицер: «В расход»?

Тут же Лукия вскочила. Она услышала шаги. Теперь все. Конец. В расход. Сюда идут...

Безумная жажда жизни пробудилась в ней. Лукия задыхалась. Она не хочет в могильный штаб!

Она перегрызет зубами горло каждому, кто попробует поднять на нее наган.

Шаги, легкие, робкие, стихли. Нет, это кто-то другой. Лукия прильнула к щелке. Косой луч предвечернего солнца ослепил ее. Но в нескольких шагах от погреба девушка увидела знакомую фигурку мальчика. Мальчик сидел под кустом, боязливо озирался. Дальше идти он, видимо, не осмеливался.

— Иоська! Иося! — крикнула Лукия. Каждый нерв ее был напряжен до предела. Неожиданная надежда на спасение захватила ее. Иоська вздрогнул и оглянулся вокруг: он не понял, откуда доносится голос.

— Иося! Это я! Иося! — вновь позвала Лукия, сдерживая безумную радость, которая теснила грудь.

— Это вы? Да? Вы в погребе? — наконец отозвался мальчик.

Припав к щели в двери, Лукия, задыхаясь, шептала:

— Найди камень. Тяжелый... Бей по замку. Но раньше посмотри, нет ли кого-либо поблизости...

Иоська засуетился. Вскоре он нашел камень и ударил им несколько раз по замку. Петля отскочила вместе с замком. Лукия глубоко вздохнула полной грудью и благодарно посмотрела на Иоську. Но тут она увидела, что по запавшим щекам мальчика катятся слезы. Он молча вытирал их ладонью.

— Иося... Что с тобой?

— Вы не знаете что? Да, вы не знаете, монашка. Они заходили в каждый еврейский дом и всех убивали... У меня уже нет мамы, монашка... И Моти нет... И сестры Иды...

Он вдруг прижался головой к груди Лукии и весь затрясся в неудержимом рыдании.

Лукия уже слышала сегодня об учиненном белогвардейцами погроме. Когда об этом рассказали игуменье, она закатила свои выпученные глаза и притворно вздохнула:

— Хоть бы детишек не убивали. Детей жалко...

Иоська дрожал от плача, а Лукия гладила его волосы, его острые выдававшиеся плечики и шептала:

— Довольно, голубчик. Хватит, мой милый. Наши наступают. Всех бандитов уничтожат, всех до одного. Слышишь, пулеметы стреляют?

И тут же вспомнила, что пулеметы бандитские, что стреляют они по красным. Однако наклонилась и еще раз зашептала мальчику на ухо:

— Там Лаврин с ними, с красноармейцами-то. Никогда не слышал? Лаврин Строкатый, мой жених.

Ей без конца хотелось повторять это имя, хотелось всем рассказывать о нем — Иоське, густым каштанам, небу...

— Вы его любите? Да? — спросил мальчик. — Значит, вы не монашка?

— Не обижай меня, Иоська, не называй меня монашкой. Я не монашка. Я Лукия, Иоська.

Лукия повела Иоську в сад. Их никто не видел. Там она сказала мальчику, чтобы он запрятался в обвитой диким виноградником беседке, а сама, крадучись вдоль ограды, вышла к флигелю, где помещалась кухня. Окна во флигеле были разбиты пулями, двери открыты настежь. Лукия оглянулась. Вокруг — никого... Лишь за углом флигеля кто-то хрипло кричал:

— Патроны давай, че-ерт!..

Умолкнувшие было пулеметы на колокольне снова злобно застрочили, опережая один другого, захлебываясь. Где-то вдали за воротами вдруг вспыхнули разрозненные крики «ура!», которые тут же затихли. Лукия вся встрепенулась. Пулеметы били непрерывно. Девушке казалось, что она слышит, как свистят пули. Они роями вылетают из колокольни в голубую высь и смертельным свинцовым градом поражают далеко в поле красных бойцов. Может, в эту минуту... падает с коня Лаврин...

Бидон с керосином стоял в углу за дверью в обычном месте. Шальная пуля влетела в кухню, сухо щелкнула о стену. Лукия невольно присела, затем схватила бидон и выскочила из флигеля. Керосина много, трудно было тащить. Хотела переменить руку и с удивлением увидела, что пальцы крепко зажали какой-то предмет. Посмотрела -- спички. Даже не помнила, когда их взяла. Через пролаз в огороде попала в сад. По двору бежать боялась: можно на кого-нибудь наскочить. К колокольне подошла со стороны сада. Прижалась к холодной каменной стене и тут почувствовала, как бешено колотится сердце в груди. Стояла с разинутым ртом, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег...

Невдалеке во дворе раздались чьи-то голоса. Лукия высунула из-за угла голову и увидела матушку Таисию с косоглазым. Они несли какие-то ящики. С колокольни им кто-то крикнул:

— Скорее! Скорее! Давай!

Лукия догадалась, что в ящиках патроны для пулеметов.

Железные выкрашенные в зеленый цвет двери колокольни были открыты. На скобе висел огромный, как чугунное ядро, замок. Лукия услышала над собой шаги косоглазого и матушки Таисии, которые спешили на колокольню. Деревянные ступени пронзительно скрипели. Скова кто-то сверху прокричал:

— Давай! Давай! Скорее!

Лукия опрокинула бидон. Керосин синеватым потоком разлился по ступеням. Пальцы дрожали, спички никак не зажигались. Но вот наконец затрепетал желтый язычок. Керосин тут же вспыхнул, пламя охватило деревянные ступени, побежало во все стороны. Лукия выскочила, закрыла за собой тяжелые двери колокольни и накинула на них замок...

За высокой оградой сада игуменьи Лукия притаилась в кустах и начала оттуда следить за тем, что происходит на широком дворе. Теперь она была удивительно спокойна. Словно невероятная тяжесть свалилась с ее плеч. Она ждала. Пулеметы на колокольне одновременно замолкли, наверху раздался полный отчаяния дикий крик. Зацокали копыта по камням, и Лукия увидела всадника в обыкновенном крестьянском зипуне с винтовкой наперевес. «Носюра!» — отпрянула девушка.