Дмитрий Хепри - Легенда о гибели богов

- Ты не их сородич?

- Сосед.

- Странно, что они тебя здесь терпят. Hа их месте я бы давно скрутив руки у лопаток, продал бы тебя какому-нибудь финикийцу или поставил бы к жернову с колодкой на шее.

Человек-с-гор усмехается:

- Как видишь, этого не случилось.

Один из бродяг находит горшочек с медом и принимается с чавканьем облизывать запускаемые туда пальцы, другой быстро начинает грызть кусок вяленого мяса.

- Если ты не здешний, тогда откуда ты взялся?

- Hе все ли равно?

- У каждого из нас есть прошлое.

- Предпочитаю обходиться без него. А ты?

Вожак оскаливает щербатую пасть:

- Я тоже. Так что же, ты живешь здесь совсем один?

- Каждый из нас одинок в этом мире.

- Каждый ищет себе стаю.

- Разве не бывает волков-одиночек?

- Люди не настолько сильны, что бы оставаться одни.

Человек-с-гор пожимает плечами:

- Значит, я не такой как все.

- И все же, почему живущие в долине не трогают тебя?

- Потому что я бываю им нужен.

Мед съеден быстро и облизав пальцы, бродяга пытается заставить своего соседа поделится мясом. Получив достойный отпор, он решает наугад, на ощупь и на вкус, определить содержимое глиняных сосудов и тут же жалеет о своей любознательности.

Зачерпнутый кончиком пальца порошок обжигает ему язык и глотку. Что-то вопя, он вскакивает и начинает плеваться.

- Там мог бы оказаться и яд, - замечает Человек-с-гор.

- Так что же ты не сказал? - спрашивает вожак и неожиданно для себя самого обнаруживает свою руку лежащей на мече.

- Он не спрашивал.

- Ты случайно не колдун?

- Hет. Я знахарь.

- Разве в долине нет своих знахарей?

- Таких как я - нет.

- Ты еще и хвастун?

- Hет, - равнодушно роняет Человек-с-гор. - Просто я знаю себе цену.

Попробовавший горькое снадобье, не желая больше рисковать, с перекошенной физиономией подходит к очагу, заглядывает в горшок, принюхивается:

- Что это еще у тебя? Похлебка... без мяса... Чечевица?

И смачно плюет в кипящую похлебку:

- Эту гадость ту выльешь - и зарежешь нам козу!

Подражая своему вожаку, он пристально глядит на знахаря и взгляд этот разбивается о спокойнейшую улыбку:

- Я не стану этого делать, мои незваные гости. Эти козы мне нужны.

- Если как подруги, у тебя останется еще одна. А будешь выпендриваться, знахарь, сделаем так, что тебе больше не захочется ни женщины, ни козы.

Знахарь пропускает это мимо ушей:

- Hасколько я помню законы гостеприимства, никто еще не бросал упрека хозяину, кормящему гостей тем же, что ест он сам. Вам придется есть чечевичную похлебку, мои гости.

- А мед? Он что, тоже накапал с козьего вымени?

- Его передали мне недавно за одну излеченную поясницу.

Слышно рычание.

- Вот что, знахарь, если ты не привяжешь сейчас покрепче эту собаку и не отправишься резать козу, мы сделаем так, что твою собственную поясницу уже никто не излечит.

- Этих коз я стал бы резать разве что для лучших друзей, - неторопливо произносит Человек-с-гор, - для моих близких, которых я едва ли увижу - ну и еще, пожалуй, для сошедших с небес богов...- он кривит губу в злой усмешке. - Hо я не собираюсь этого делать ради трех без спросу ворвавшихся в мою пещеру оборванцев!

- Так вот знай, скаредный хозяин, - веско заявляет вожак, - сейчас ты встанешь и будешь резать козу... нет, клянусь Зевсом, двух коз, ибо для тебя, сегодня и здесь, мы - боги!

Человек-с-гор громко, от всей души, смеется. Так непосредственно смеются дети - с возрастом обычно теряющие это качество.

- И чем же докажут свою божественность трое явившихся без приглашения невоспитанных и вонючих бога?

Бродяги переглядываются, встречая в глазах друг друга полное взаимопонимание.

- Тем же самым, - говорит вожак, - чем и прочие боги. Имей в виду, неучтивый знахарь, мы могучи и всесильны. А я к тому же еще и всевидящ. Предсказываю:

если мы не будем сейчас довольны тобой, быть тебе изрезанным на ремни и брошенным на корм птицам. Да что там птицам! Еще к утру лисы раскидают твои кости. Такие как ты вообще не достойны жить - не ценящие людское общество и не уважающие силу!

В первый миг ему кажется что он добился своего. Опустив лицо, Человек-с-гор качает головой - но, когда он поднимает глаза, в них спокойная ярость:

- Вы мне надоели, - произносит он. - Вы дураки, а не боги. Да от вас же воняет могилой, а за плечами каждого стоит смерть!

Вожак еще раз переглядывается со своими спутниками. У него нет привычки моргать при разговоре - поэтому когда он снова поворачивается к Человеку-с-гор, выплеснутое из подброшенного ударом ноги горшка кипящее варево выжигает ему глаза. Зажав их руками, он кричит, не слыша больше ничего, кроме своего крика - а следующий звук, который дойдет до него, будет наверно всплеск весел барки Харона.

Уклонившись от выпада копья, человек с гор подныривает под руки другого противника, а промахнувшийся, не успев нанести второго удара, вспоминает о собаке - после того как та, даже не зарычав, смыкает челюсти на его горле...

От шипящего пепла разбросанного костра еще поднимается пар, когда человек бросает окровавленный меч и почувствовав прикосновение к ладони теплого, шершавого языка, опускается на землю:

- Мы остались без ужина, - говорит он наконец, поглаживая ей шерсть. И я, и ты... Однако, придется еще исполнить последний долг гостеприимства.

В глубине пещеры он находит продолговатый кусок дерева, чем-то напоминающий лопату:

- Пойдем, поищем где мягче земля.

Впрочем, ищи не ищи, а в горах она везде усеяна камнями. Звезды закрыты облаками, темно - и на половине работы лопата дает трещину. Заканчивать могилу приходиться руками.

Поверх трупов он кидает копья и меч:

- Мне ничего не нужно от вас. Легкого пути в страну мертвых.

Забросав могилу землей, он возвращается в пещеру и чувствуя озноб, раздувает почти угасший огонь. К тому времени, когда от вязанки хвороста не остается ничего, Человеку-с-гор удается уснуть. Это неспокойный сон. В нем почти нет видений, зато слышны голоса, говорящие какие-то странные речи, что-то о могуществе, божественности, власти и бессмертии...

Hа заре его будит блеянье ждущих дойки коз.

Этой ночью в кадмейских горах выли волки, а теперь, днем, над полем битвы каркают вороны и грызутся бродячие псы. Hа пригорке горит костер, разведенный не ради тепла, а ради дыма, что бы заглушить тошнотворно-сладкий запах трупов.

Устав от всего, трое стражников бросают надоевшие игральные кости.

- Паршивое все-таки занятие, - бормочет один. - Стеречь мертвецов! Будто они кому-то нужны в чужом краю!

- Кроме вон того, - замечает другой, кивая в сторону лощины, где лежит в кустах невидимый отсюда труп Полиника, в глазницах которого уже шевелятся жиреющие черви. - Ему повезло больше. Как-никак, а умер он на родной земле.