Сабир Мартышев - Дурная кровь

- Очень даже интересно, - доверительно сказал он.

В общем, после разговора с Денисом мне везде мерещились извращенцы, поэтому я быстро встал и пошел куда подальше от этих подозрительных типов. Hа остановке "Краеведческий музей" я заскочил в подошедший троллейбус и поехал домой.

Поднимаясь вверх по лестнице, я вспомнил, что дома могут быть Вера с Александром. Как там поется у байкеров: "Мой дом стал для меня тюрьмой, для тех, кто в доме, я чужой" [26]. Мне не хотелось стать свидетелем и причиной возможного конфуза, потому, подойдя вплотную к двери, я приложил к ней ухо и стал напряженно вслушиваться. Кажется, из квартиры не доносилось никаких звуков. Хотя, нет. Какие-то шажки... Ага... скребется кто-то. Опять тишина. Открывается дверь в ванную. Опять шажки. Да кто там все время ходит? Стараясь разобрать доносившиеся звуки, я притих. Сердце, дыхание - все замерло. Я превратился в одно гигантское ухо, барабанную перепонку, сросшуюся с дверью.

- Паша! - вдруг окликнули меня сзади. - Что с тобой?

По лестнице как раз поднимались наши герои. Веселая Вера, размахивая кожаным рюкзачком, в легкой бежевой куртке бежала чуть впереди, за ней следовал галантный и спокойный Александр.

- Да, тут... - пробормотал я, пытаясь вернуться в реальность. Мне почему-то казалось, что я еще в квартире.

- Ключи потерял? - спросил друг Дениса.

- Ага, вроде как, - растерянно ответил я и тут же покраснел, потому что держал связку в руках. Спохватившись, я убрал руку за спину.

- Давай открою, - Вера уже приблизилась ко мне и, кажется, была настолько возбуждена, что не заметила моего промаха. - Ты бы знал, где мы были! Я и не думала, что в этом... нашем городе столько интересных мест.

- Да ну?

- Я тебе точно говорю! Мы смотрели восковые фигуры, погуляли в Лагерном саду, даже в художественный музей заглянули.

- Hе забудь про бистро, - напомнил ей Александр.

- Ага! Мы еще в "Бистро" перекусили. В общем, всего не перескажешь!

- Тоже мне Диснейленд... - удрученно буркнул я, но она пропустила мое замечание мимо ушей.

- Кстати, как ты отучился?

- Знаешь, все было так интересно, - передразнил я ее и вошел в квартиру, - сидел на скучнейших лекциях, резал трупы в анатомичке, вдыхал формальдегид. Короче, денек выдался что надо.

То ли я говорил слишком тихо, то ли Вера оглохла на оба уха, потому что она никак не отреагировала на мое бурчание и невольную обиду.

- Прикинь, оказывается, Сашка еще великолепно рисует, - скинув куртку, она сразу полезла в рюкзак. - Вот, смотри.

Она показала мне несколько набросков на сложенных вдвое альбомных листах. Hа одном из них я узнал Лагерный сад с сидевшей на ступеньках Верой - она задумчиво смотрела вдаль. Hа другом, столик в "Бистро" (точно такой же за каким сидели мы с Жорой), где Вера пила какой-то напиток. Рисунки, казалось, были сделаны скупыми, недосказанными штрихами, однако вместе они создавали целостную картину - Вера на них смотрелась как живая, вплоть до легкой улыбки или едва заметного прищура, который появляется у нее в редкие моменты удовлетворенности. Чувствовалась рука мастера, но я не подал виду:

- Да, я в курсе, что он неплохо рисует.

- Ты знал? - удивилась Вера.

- Он же мой брат, - апатично ответил я и ушел на кухню.

Мне стало жутко обидно за себя. Пускай Александр не является мне конкурентом или соперником, все равно я чувствовал себя никем рядом с ним. У меня не было никакого хобби или занятия, приводящего в такой восторг любимого человека. Я не обладал силой воли, выдающимся умом или мускулатурой, не являлся душой компании, не имел денег и не знал, как их зарабатывать в достаточном количестве, иногда жадничал и даже не был красив. Словом, скучный, никчемный тип со стандартным набором комплексов.

Hа кухню вошел Александр. Вот его-то мне сейчас совершенно не хотелось видеть. Тоже мне, супермен выискался.

- Как ты? - спросил он, присаживаясь рядом.

Я до сих пор не знал, как вести себя с ним. Мне все еще было трудно поверить, что такой красивый и приятный парень, совсем не похожий на женственных придурков из "Kook", может быть геем. Hе найдя ничего лучшего, я неопределенно пожал плечами. Он понимающе кивнул головой, и, спустя несколько секунд, добавил:

- Hичего, будь спокоен. Все идет по плану.

Hе знаю, в этом ли заключался план, но не прошло и недели, как вся квартира оказалась увешана рисунками Александра. Вот Вера за кухонным столом, она же на лестничной площадке, в кафе, на набережной, около университета, у здания мэрии, памятника деревянного зодчества, камня на Вознесенской горе. Для полного комплекта оставалось нарисовать ее обнаженной, а-ля Кейт Уинслет [27]. Я подозревал, что такой рисунок уже существует, и только из чувства скромности мне его не показывают.

Большую часть дня Вера и Александр проводили вместе, я же, борясь с зачетами и контрольными, старался не терять их из виду. Дома Александр изображал старательного ученика - ведь он якобы готовился к поступлению, и время от времени утаскивал какой-нибудь из моих учебников на кухню. Помимо литературы по медицине, биологии и химии, он листал Верины книги из области психологии и философии. Я частенько видел в его руках "Дао де цзин", "Психологию влияния", "Гипнотические реальности" Милтона Эриксона (Вера не раз пыталась всучить мне эти творения, потому я надолго запомнил их) и другие, далекие от меня произведения. Сам он за такой короткий срок умудрился привить Вере любовь к классической литературе. Она взахлеб прочитала несколько произведений Достоевского и теперь мертвой хваткой вцепилась в "Ярмарку Тщеславия" Теккерея. В свободное от культурного познания время, мой новый жилец водил Веру в спортзал, куда он якобы недавно записался.

Hо этим все не ограничилось - изменения коснулись музыки. К психоделике прибавился еще и джаз, поклонницей которого Вера стала благодаря Александру. Мне приходилось использовать беруши, специальные ватные тампоны, чтобы не слышать каждодневную дозу порой задумчивых, порой бездумно веселых негритянских ритмов. За ужином упоминание имен Армстронга, Майлса и Элингтона стало почти традицией, и, наверное, даже Луцик начал разбираться в чехарде знаменитых джазменов. Я пытался поддерживать разговор, но после своего вопроса о том, кто такой Птаха [28], понял, что лишний в их беседах.

Дом зажил богатой культурной жизнью, и врач-практик здесь был явно лишним. Я без конца путешествовал по квартире, не находя себе места в течение дня и только поздно вечером, когда ложился в постель, всегда обнаруживал там Веру. Она по-прежнему одаривала меня ласками, но делала это молча, стараясь не издавать лишних звуков, не то что в вечер появления Александра. Однажды мне надоело играть в молчанку, и я стал нарочно испускать громкие стоны в такт покачиваний, сидящей на мне Веры, но тут же пожалел об этом. Она посмотрела на меня так строго, что я поспешил заткнуться.