И Бугайенко - Apocalypse Return, или О пробуждении национального самосознания

Авдюшка орал, как глухому:

- А вот сюда п'жалте, ваш'ство! Сюда вот! Тута у нас поп живет!

- Ке? [Кто? (мар.)] Пооп? - спросил кто-то.

- Ну, эта, хейта [шаман (фин.)], стал быть, хейта!

- А-а-а, руссика хейта!.. [русский шаман (фин.)] - понимающе откликнулся кто-то, и Матрена заметалась по двору. "Господи, чухонцы!.. За оброком, что-ли?.. А я-то, господи, с четвертью... Заарестуют!.." - так и не сообразив, куда спрятать бутыль, матушка Матрена столбом застыла посреди двора, глядя как в услужливо распахнутую Авдюшкой калитку ("П'жалте-с, ваш'ство!") боком протискивается здоровенный белобрысый и синеглазый финн с черным страшным автоматом на шее.

- А ето, ваш'ство, попадья наша, Матрена Исламходжоевна. Жена хейтова, значить, - Авдюшка всплескивал рукавами с нашитыми бело-голубыми шевронами, приплясывал вокруг незыблемо возвышающегося финна.

- Ага! - добродушно сказал финн. - Маткаа, рокка, яйкка, мези, млекко, порсас, пиистро! [Мать, кашу, яйца, мед, молоко, свинью, быстро! (рус., фин. искаж.)]

- Чаво стала-то, Исламходжовна?! Оброк ташши!

- И-и-и, касатики, дык ведь нетути ничего!.. - привычно затянула Матрена. "У-у-у, ироды, чтоб вам повылазило! Все тянут, тянут - мочи нету!" - подумала она, боком-боком подвигаясь к дверям амбара.

- Как ето - "нетути"? - хищно спросил Авдюшка, наметанным глазом озирая двор. - А ктой-то у тебя надысь в анбаре хрюкал, ась? Нешто картошка хрюкает?.. Кабана хоронишь?!

- Каапанаа? - недоуменно спросил финн.

- Порсас, ваш'ство, в анбаре прячет. В тала [сарай (фин.)], значить, - Авдюшка ткнул пальцем в сторону амбара. - Давеча с тактористом-те договаривалась, колоть его собирались нынче!

- Не пушшу! - вскинулась Матрена, загораживая спиной дверь амбара.

- Я те не пушшу! Я те не пушшу! - сипел Авдюшка, оттаскивая ее в сторону. - Ой, а ето чавой-то у тебя, ась? - он подхватил выпавшую из-под телогрейки четверть.

- Саамагонна остаа? [Самогоном торгуешь? (рус., фин. искаж.)] затвердевшим голосом спросил финн, сводя белесые брови к переносице.

- Сухой закон знаешь, ась?! Незаконно спиртное гонишь, ась?! наскакивал Авдюшка на Матрену, дыша перегаром.

- Несаконнаа! - подтвердил финн.

- Отворяй двери-та, Матрена! Сдавай порося-та! - Авдюшка, зажав четверть подмышкой, отвалил засов.

"Ну, щас я вам сдам, изверги!" - подумала Матрена, отворяя загон, где, стукаясь о стенки, метался снедаемый страстями кабан Кешка.

- Хр-р-ры?! - недоуменно хрюкнул он, обнаруживая открытую дверцу. Хр-р-ы-ы-ы!!! - радостно взревел он, вылетая разжиревшим мячиком из загона.

- Ой, господи-и-и! - взвизгнул по-поросячьи Авдюшка, роняя бутыль и соколом взлетая на забор.

- Ке? Мо?.. [Кто? Что? (мар.)] - ошарашенно оглянулся финн - и увидел атакующего Кешку.

- С-с-сатана перкеле! [Черт побери! (фин.)] - присвистнул он, хватаясь за автомат...

...Матушка Матрена, промакая глаза уголком косынки, смотрела, как четверо финнов, сопя от натуги, волокли бездыханного Кешку к броневику, притормозившему за калиткой. Полицай Авдюшка, присев на корточки у амбара, жалобно цокал языком, перебирая осколки четверти и алчно принюхиваясь к высыхающей лужице самогона.

2

...Великая Финская Мечта осуществилась в середине II

века после Падения, когда был положен конец многовековой

трагедии Разъединения Финнов. На огромных просторах от

Эстонии до Урала широко раскинулась Великая Суоми,

объединившая в одну семью финские народы Прибалтики,

Валдая, Поволжья и Прикамья. Исконно финский город Москву

вновь осенило бело-голубое знамя. Финский народ обрел

издревле отторгнутую у него святыню, место успокоения

предков и исток великой финской культуры - Ананьинский

могильник близ древнего финского города Елабуги.

Многочисленные паломники могут теперь беспрепятственно

поклоняться величественному Храму Истока, воздвигнутому на

берегу Камы...

Куокки Ээстомяйнен,

"Апофеоз исторической справедливости".

[Куокки Ээстомяйнен (ок.98-161 гг.) - классик финской

публицистики, крупнейший историк и этнограф Великой Суоми,

автор множества научных, научно-популярных и

публицистических работ. Академик Финской Академии Наук,

директор Восточного филиала ФАН (со 156 г.), профессор

Елабужского университета, доктор этнографии и этнологии,

доктор филологии, пожизненный почетный жрец Храма Истока,

почетный шаман Историко-филологического института ЧССР,

почетный член Зульцбах-Розенбергского филологического

общества, член-корреспондент Лондонского Католического

Круга Друидов и пр.

Правнук известного археолога допаденческой эпохи

Куокки Ээстомяйнена-старшего, прославившегося

фундаментальной работой "Новые мезолитические памятники в

Нижнем Прикамье и некоторые вопросы изучения Волго-Камских

мезолитических культур".

Родился в Найстенъярви в Карелии. Окончил Тартусский

университет и аспирантуру в университете Оулу. Научную

деятельность сочетал с политической. Избирался в Сенат

Великой Суоми от партии "Назад, на Родину!", активно

выступал за Объединение Финнов. В период Осуществления

Мечты был военным комиссаром Центрального фронта, лично

участвовал в боях за Казань, был первым гражданским

комендантом Елабуги, где был удостоен звания почетного

босса города. Похоронен на Ананьинском могильнике близ

Елабуги. В Казани, Елабуге и Найстенъярви установлены

памятники К.Ээстомяйнену. В Елабуге и Оулу существуют

квартиры-музеи.]

Царь, государь и великий князь, всея Великия, и Малыя, и Белыя, и прочая самодержец Николай VIII сидел в малой тронной горнице и задумчиво тянул из золоченого ковша "Amaretto". В дверь посунулся рослый стольник в белом атласном кафтане поверх костюма "Adidas" и с поклоном доложил:

- Бояре пожаловали, государь!

Великий князь качнул на него узорным сапогом, и стольник исчез. В дверь шумно полезли бояре в норковых шапках и турецких дубленках, сходу падали ниц и на четвереньках ползли приложиться к государеву сапогу. Передний боярин, блестя золотыми зубами, начал:

- Паслушай, колбатоно Нико...

- Э-э, бичо, я постарше тэбя буду, а? - потянул его за полу другой боярин.

- Слушай, кацо, твой дэд в Рязани на рынке мандарины продавал, когда мой атэц уже служил атцу колбатоно Нико...

- Твой атэц, маймуни, еще с дэрэва нэ слез, когда я...

- Цыть вы, генацвале! - ощерился великий князь, пинком ноги опрокидывая на них вазу с гвоздиками. - Всех обратно сошлю!

Дверь с треском распахнулась, и двое стольников, безжалостно топча простертых на полу бояр, подтащили к трону бессильно обвисшего в их руках стрелецкого полковника. Малиновый кафтан его висел клочьями, голова была обмотана набухшей кровью портянкой. Загремев кобурой маузера, полковник рухнул к ногам царя.