Джулия Кэмерон - Долгие прогулки. Практический подход к творчеству

Отзывы такого рода от близких друзей пугают меня так, словно я и правда написала телефонную книгу. Когда расточают слишком уж сахарные похвалы, у меня возникает ужасное чувство, что я – оса, прилипшая к пролитому джему: в нем приятно поваляться, но только до тех пор, пока не возникнет желание взлететь. Нет, чрезмерно сладкие отзывы принимающего – это не то, к чему нужно стремиться.

От хорошего принимающего нужно то, что есть в любом хорошем принимающем: нетерпеливая готовность принять от вас мяч. Жадное ожидание вашего паса.

Та часть нашей личности, которая отвечает за творчество, юна и уязвима. Она нуждается в дружелюбной и даже игривой, полной снисхождения атмосфере, в которой может расти, экспериментировать и самовыражаться. Во многих смыслах принимающий похож на посланного свыше помощника. Даже Одинокий рейнджер не был по-настоящему одиноким в своих приключениях. У него все же был индеец Тонто.

Я верю… что душа каждого человека радуется, когда он делает добро другому.

Часто, думая о тех моментах, когда мы были особенно счастливы, понимаем, что рядом всегда оказывался такой небесный посланец, творческий компаньон, поднимавший нам настроение живой заинтересованностью в наших достижениях.

Возьмите ручку и проведите небольшие «раскопки», чтобы обнаружить самых ранних своих творческих компаньонов и выявить те их качества, которые помогали вам творить.

1. Был ли у вас в детстве принимающий, способный оценить ваши творческие усилия?

2. Кто был вашим первым принимающим? Моим – подружка Линни.

3. Благодаря каким своим качествам он вызывал радость и восторг у вашего внутреннего художника?

4. Общаетесь ли вы с этим человеком сейчас?

5. Мог бы этот человек и сейчас быть вашим принимающим?

6. Был ли у вас в детстве кумир в искусстве? (Кто-то, кто просто нравился, с кем вы себя идентифицировали, но не настолько пугающе недоступный, чтобы внутренний художник мог в страхе спрятаться.)

7. Что вашему художнику в нем нравилось?

8. Что если бы он оказался вашим художником?

9. Напишите письмо своему принимающему из детства или творческому кумиру той поры.

10. Напишите ответ от его имени.

1. Сколько раз на этой неделе вы писали утренние страницы? Если какой-то день пропустили, то почему? Что испытывали, когда писали их? Б о льшую ясность? Более широкий диапазон эмоций? Б о льшую отстраненность, целеустремленность, спокойствие? Удивило ли вас что-нибудь? Есть ли какие-то повторяющиеся проблемы, над которыми вы размышляли?

2. Было ли у вас на этой неделе творческое свидание? Почувствовали себя лучше после него? Что делали и что при этом ощущали? Помните, что творческие свидания могут быть трудны, возможно, придется заставлять себя отправляться на них.

Действие – это персонаж.

3. Были на еженедельной прогулке? Как ощущения? Какие эмоции вы испытали, какие идеи пришли в голову? Получилось ли погулять больше одного раза? Как прогулка отразилась на степени вашего оптимизма и чувстве перспективы?

4. Столкнулись ли вы на этой неделе с какими-то иными проблемами, важными с точки зрения процесса самораскрытия? Опишите их.

Истинная «работа» художников – в стремлении к совершенству с помощью внимательного вслушивания и вглядывания в себя, а также в то, что через них вот-вот родится в мир. И совершенно вне зависимости от того, за что им платят.

Мы, художники, люди не то чтобы хрупкие, но достаточно тонкой душевной организации. И реагируем на изменение погоды в нашей жизни. Как холодной зимой долгое сидение взаперти может вызвать депрессию, так и долгий период творческого застоя и дефицит солнечных лучей вдохновения способен довести художника до отчаяния. Поначалу мы не замечаем, что за окном потемнело. Просто чувствуем, что «не работается». Если же все-таки пытаемся работать, то время, проведенное за фортепиано, мольбертом, письменным столом, воспринимается как пытка. Мы словно карабкаемся по бесконечному склону горы и бормочем, глядя вверх: «Боже, сколько еще впереди. Я никогда туда не дойду».

Мы, художники, постоянно черпаем вдохновение из творческого колодца, уровень воды в котором зависит от нашего состояния духа. Если мы заботимся о нем, творческий колодец пополняется очень быстро. Если же чувствуем упадок духа, колодец пересыхает.

Лекарством от депрессии служит смех, так что нужно благодарить Бога, если среди наших друзей есть люди с хорошим чувством юмора. Такие, чтобы можно было позвонить и сказать: «Я разрываюсь между желанием совершить самоубийство и сделать маникюр». Или: «Не знаю, то ли список благодарности составить, то ли в окно со своего двадцатого этажа выпрыгнуть».

Почему следует использовать всю свою творческую мощь?.. Потому что она, как ничто другое, делает людей щедрыми, жизнерадостными, энергичными, смелыми, милосердными и безразличными к накоплению вещей и денег.

Неудобная правда заключается в том, что всегда есть возможность сделать нечто позитивное – да, черт возьми, всегда , даже если мы к этому не расположены. Нужно признать, что наше уныние – это, как сказал один шутник, «грязная работа, но мы сами вызвались ее делать».

Есть множество проверенных воодушевляющих вещей, которые большинство из нас просто не хотят замечать. Например, очень трудно печь пирог и продолжать думать о самоубийстве. Очень трудно подписывать почтовые открытки, не восхищаясь хоть чуть-чуть своей решимостью и отвагой, даже если на открытке написано: «Милый Боже, мне очень плохо сейчас, и я хочу, чтобы в эти дни ты был со мной». Очень трудно быть в депрессии и смотреть старую комедию. Или готовить овощной суп. Почти любое занятие отвлекает нас от пережевывания неприятностей, и поскольку большинство людей интуитивно об этом знают, мы стараемся не вставать с постели, чтобы уныние могло властвовать над нами безраздельно. У участников программы «12 шагов» есть возможность облегчить свои страдания, выслушав ужасную историю отчаяния очередного новичка. Рассказ о подлинной катастрофе имеет удивительно сильный лечебный эффект, если нас беспокоит такая эфемерная вещь, как отсутствие вдохновения. Большинство писателей может воодушевить известие, как трудно приходилось их знаменитым коллегам. Когда узнаешь, что, собирая деньги на постановку «Оклахомы», Роджерс и Хаммерстайн играли и пели то в одном пентхаусе, то в другом, по большей части безрезультатно, – собственная хандра («не чувствую в себе силы написать песню») начинает казаться смешным капризом. Еще бывает чудесно с головой погрузиться в круговорот повседневной жизни. Ну и, наконец, отлично работает общение с кем-то по-настоящему скучным. Когда этот человек пускается в описание неких головокружительных подробностей, что вас не трогает ни в малейшей степени, идея вернуться к творческой работе начинает казаться чертовски привлекательной. А еще можно повторять следующее: