Михаил Филипченко - Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов

Если вам удастся легко преодолеть воздушное закаливание, то и водное должно хорошо удаться.

Остерегайтесь поддаться соблазну сразу обливаться холодной водой. Тот из вас, кто не поддастся этому, сумеет быстрее перейти от обтирания комнатной водой к душевым процедурам, а затем переключиться и на холодные ванны.

Старайтесь особенно активно использовать летнее время. Ранним утром отправьтесь к речке. Позаботьтесь о еде: после купанья аппетит особенно хорош.

Около речки присядьте на песчаный бережок, отдохните. Спрячьте в прохладное место ваш завтрак. Разденьтесь, пробегитесь по бережку несколько раз, затем бросьтесь в воду. Никогда не бойтесь окунуться сразу, не мучьте себя постепенным водяным охлаждением. Не бойтесь простудиться, оставьте ваши страхи, обнаружьте силу воли! Вы ведь уже зимой приучили себя к прохладе и водным обтираниям.

Вас обдаст здоровым холодком, но не трусьте, отправьтесь вплавь к другому бережку. Через несколько минут тело ваше загорится приятным, радостным теплом. Как следует изучите дно речки, пруда или озера, отметьте все глубокие места и никогда не лезьте в прибрежные камышовые заросли или в осоку: можно порезаться. Поначалу плавайте недолго. После купанья лягте на горячем песчаном бережку.

Если вы систематически будете купаться, станете сильным, выносливым, перестанете бояться охлаждения, простуды. Закаляйте свое здоровье!

(По Д. Розенталю)

Я ушел далеко за город. По краям дороги, за развесистыми ветлами, волновалась рожь, и тихо трещали перепела, звезды теплились в голубом небе.

В такие ночи, как эта, мой разум замолкает, и мне начинает казаться, что у природы есть своя единая жизнь, тайная и неуловимая; что за изменяющимися звуками и красками стоит какая-то вечная, неизменная и до отчаяния непонятная красота. Я чувствую – эта красота недоступна мне, я не способен воспринять ее во всей целости. И то немногое, что она мне дает, заставляет только мучиться по остальному.

Справа, над светлым морем ржи, темнел вековой сад барской усадьбы. Над рожью слышалось как будто чье-то широкое, сдержанное дыхание, в темной дали чудилась то песня, то всплеск воды, то слабый стон. Теплый воздух тихо струился, звезды мигали, как живые. Все дышало глубоким спокойствием, каждый колебавшийся колосок, каждый звук как будто чувствовал себя на месте, и только я стоял перед этой ночью, одинокий и чуждый всему.

Меня потянуло в темную чащу лип. Из людей я там никого не встречу: это усадьба старухи помещицы Ярцевой, и с нею живет только ее сын-студент. Он застенчив и молчалив, но ему редко приходится сидеть дома. Говорят, он замечательно играет на скрипке, и его московский учитель-профессор сулит ему великую будущность.

Я прошел по меже к саду, перебрался через заросшую крапивою канаву и покосившийся плетень. В траве, за стволами лип, слышался смутный шорох и движения. И тут везде была какая-то тайная и своя, особая жизнь.

Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. Вдруг где-то недалеко за мной раздались звуки настраиваемой скрипки. Я с удивлением оглянулся: за кустами акации белел небольшой флигель, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. Значит, молодой Ярцев дома… Музыкант стал играть. Я поднялся, чтобы уйти: грубым оскорблением окружающему казались мне эти искусственные человеческие звуки.

Странная это была музыка, и сразу чувствовалась импровизация. Но что это была за импровизация! Звуки лились робко, неуверенно. Они словно искали чего-то, словно силились выразить что-то. Не самою мелодией приковывали они к себе, – ее, в строгом смысле, даже и не было, – а именно этим томлением по чему-то другому, что невольно ждалось впереди. Вот-вот, казалось, будет схвачена тема. Но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятым.

С новым и странным чувством я огляделся вокруг. Та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. Но я смотрел на нее уже другими глазами: все окружавшее было для меня теперь лишь прекрасным, беззвучным аккомпанементом к тем боровшимся, страдающим звукам.

(По В. Вересаеву)

В лесных оврагах еще снег, тяжелый, зернистый, и земля холодная, сырая, а муравьи уже проснулись.

Рядом с тропой рыжая от глины муравьиная куча. Редко встретишь такую. А сверху на ней черная шапка, которая чуть-чуть шевелится. Это муравьи выползли на солнце, обессилели за зиму, назяблись. Вот отогреются немного и сразу за работу примутся: лечить наши леса от болезни. Не зря и зовутся лесными санитарами. Их удел – делать добро на земле. Вот почему во многих странах к ним такое уважительное отношение: их завозят издалека, огораживают муравейники, берегут. А мы – нет.

Когда-то на березовом выступе, недалеко от богдановского дола, было целых пять муравейников. А еще тот выступ любили белые грибы. С годами здесь стало больше и больше людей. И, те кучи то и дело разоряли. Они, правда, не умирали, но уменьшались, слабели. А в последнее лето косили рядом дол, а тут, в холодочке, отдыхали. И перед тем как уйти, развели на тех кучах костры. Пять костров, по количеству муравейников.

Потому так мало в наших лесах муравьиных городков. Я встречал мертвые гнезда под шапкой удобрений, под разбитыми бутылками.

А прошлой осенью даже плясали на муравейнике и все истоптали. Казалось, все тут уничтожили. Но вот пригрело солнце, и с краешков начали выползать наверх уцелевшие муравьи. Как люди в войну после страшных бомбежек и разора возвращались в свои разрушенные деревни. И уже не греются на солнце, знать, не до этого. А суетятся, двигаются, строятся, таскают травинки, хвоинки, крошки коры. И так будут трудиться все лето, не зная отдыха, восстанавливая свое жилье. Неужели снова у кого-нибудь поднимется рука обидеть их?

Проснулись лесные санитары, чтобы делать людям добро.

Дождь – не от слова ли «даждь»? Дай, подай, подари. Дождь, дожди, дождичек, задождило. Обложные дожди. Накрапывает, моросит, льет как из ведра. Теплый ночной дождичек – открыть окно – шуршит в крапиве, в листве деревьев… А то еще совсем прозаическая фраза из школьного учебника для четвертого класса: «Круговорот воды в природе».

Эта казенная фраза всегда была для меня исполнена глубокой поэзии. Когда я повторял ее то про себя, то вслух по несколько раз, мне казалось, что этой фразой можно назвать книгу стихов, поэму. «Круговорот воды в природе, круговорот воды в природе», – твердил я, и одновременно рисовались мне сквозь стеклянную прозрачность слов (как одновременно мы видим, что лежит за большим стеклом витрины и что на нем отражено) белые кучевые облака, плывущие, словно паруса, по синему летнему небу. Потом начинает синеть, темнеть, наливаться лиловой чернотой один край неба, начинает тянуть оттуда прохладой и влагой, свежий ветер неожиданными короткими порывами тревожит листву. И вот уж половина небесной сферы занята нависающей и как бы несущей угрозу тучей, и начинают ударять молнии сверху вниз, и первые крупные капли свертываются в шарики в дорожной пыли, прежде чем хлынет, освежит, напоит, омоет, потечет ручьями, засверкает лужами, засветится на траве и листьях, после того как туча уже прошла над нами и поливает теперь земли других деревень и сел. Начинает все куриться легким парком, испаряется, обсыхает, возносится кверху. Круговорот воды в природе…