Елена Бурмистрова - Исповедь учителя, или История длиною в жизнь

На педсовет с повесткой дня об окончании года, я шла с плохим предчувствием. Отчет классного руководителя 9 «А» класса начался с главного:

– У меня пять аттестатов особого образца, – торжественно начала Молчанова.

Я прислушалась внимательнее – должно же быть шесть!

– Одна не дотянула, не справилась! – прокричала с глубоким удовлетворением Янину фамилию классная.

В этот момент я с огромным трудом подняла на неё глаза – это был не только её звездный час! Она смотрела на меня в упор и смеялась. Это продолжалось несколько секунд, но мне эти секунды показались вечностью.

Коллеги сидели тихо: некоторые внимательно смотрели на меня, видимо, ожидая от меня истерики или скандала; некоторые, наоборот, избегали на меня смотреть.

После педсовета ко мне подошла Анна Николаевна.

– А Вы знаете, что Молчанова ко всем нам подходила и искала, кто согласится завалить Вашу дочь на экзаменах? Я её выгнала, между прочим. Терпеть её не могу!

– Я не знала. Такое трудно представить! Мне тяжело с ней бороться. У неё все друзья здесь, а я одна.

– Вы не одна. Я не уважаю таких людей, как Молчанова. В нашей школе есть ещё разумные люди.

– Да, только не заступился за Яну никто, кроме Вас и Светланы.

– Не надо меня хвалить, я тоже не заступилась. Нужно было этот вопрос поднимать, да нам всё некогда чужие проблемы расхлёбывать, а девочка такой стресс перенесла! Мы все виноваты! Мне стыдно за нас! Я помню, что работая ещё в первой школе, Молчанова тоже выбрала себе жертву и довела её до обморока, вызывали скорую. Девочка не выдержала.

Так я узнала, что Молчанова подходила к каждому учителю, по чьим предметам моя дочь выбрала экзамены, что бы уговорить их поставить ей «четыре» – главное, чтобы Яна не получила аттестат особого образца. Эта женщина ненавидела нас.

Я шла домой с педсовета, думая, как я всё это сейчас буду говорить дочери?

«Ян, ты только не переживай, аттестат будет с отличием, но не особого образца», – сказала я и села тихонько на диван.

Ее детские полные слёз глаза я не забуду никогда. Мне было страшно. Она замолчала, легла на свой диванчик и отвернулась к стенке. Три дня она провела в своей комнате, предупредив меня, что ни с кем не хочет говорить по телефону. Тем, кто приходил к нам, мне потихоньку приходилось объяснять, что Яна сейчас никого не хочет видеть. Да так объяснять, чтобы никто на неё не обиделся. Но дети всё понимали и не настаивали. Уходя на работу, я просила Наталью постоянно проверять Янино состояние. Как же я боялась! Я не знала, что у неё в голове. Она странно выглядела и также странно разговаривала. Я летела с работы быстрее ветра и глубоко вздыхала, когда видела, что Яна мне улыбается. Тогда я часто и подолгу с ней разговаривала. Обо всём понемногу. Нам было всё равно о чём. Лишь бы мы общались, лишь бы она не зацикливалась на этом аттестате.

Калужская область 2001 год

Несмотря на то, что многие ученики моего первого 11 класса были не очень заинтересованы в обучении, хорошие аттестаты хотели все. Однажды случилось крайне неприятное происшествие.

Кто-то принес наркотики и спрятал в моем шкафу, а я совершенно случайно их нашла. Классный час начался невесело. Все ученики 11 «Б» класса сидели в гробовом молчании, не предполагая, что с ними дальше будет. Они хорошо меня знали, любила я их безумно, это был мой первый класс, самый дорогой, самый-самый. Но если что-то случалось, они знали, что я и Армагеддон – это синонимы.

– Чьи наркотики? – абсолютно спокойно спросила я в десятый раз.

В классе стояла тишина. Слышно было муху, которая пыталась тщетно удержаться на скользком стакане. На столе стояла коробочка с содержимым, от которого бросало в дрожь.

– Никто и никуда отсюда не выйдет, даже если будем сидеть тут вечно, – объявила я торжественно.

Они очень боялись меня разочаровать. Мы только-только стали немного сближаться. Класс, который перешёл в новую школу из старой «белой» школы, был недружный. Кроме того, он ещё и был собран из детей нескольких разных классов. Я приложила немало усилий, чтобы они чувствовали себя тут комфортно, чтобы они сдружились.

Девушки, мои красавицы, уже нервничали и кричали на парней, чтобы те признались, чья это «дурь». Время шло. Я стояла и смотрела на них. Мои дальнейшие действия они предугадать не могли. Они молчали. Я села за учительский стол и начала что-то писать, делая вид, что я работаю. Так прошло ещё минут пятнадцать.

– Елена Валерьевна, отпустите всех, это моё, – Береговой встал и посмотрел мне в глаза. Это был красивый, высокий и абсолютно потерянный подросток. Отец их давно бросил, а мать была пьющей женщиной.

– Вадим, останься, остальные свободны, – сказала я.

Никто не ушёл. За дверью в тот день до шести вечера стояли 22 моих ученика, пока я разговаривала с Береговым.

После того вечера, когда Береговой рассказал мне всю свою жизнь, я стала замечать странные вещи. Иногда, когда я приходила в класс, там стояли живые цветы, кто-то звонил ночью и молчал, мне приходили записки странного содержания.

Любовь к своему учителю или учительнице – тема вечная и далеко не новая. Мальчики и девочки влюблялись в своих наставников всегда. Но если раньше учитель был для ребенка абсолютно недосягаем, как вершина Эвереста или планета другой галактики, то теперь всё по-другому.

В современной школе учитель становится ближе и демократичней. Меня этому учили в университете. Я старалась общаться с детьми на равных. Это, безусловно, большое достижение, но это же и рождает дополнительные сложности. Во-первых, в такого учителя или учительницу дети легче влюбляются. Во-вторых, демократичная манера общения располагает к признаниям в любви, что создает неловкую ситуацию.

Любовь ученика ко мне в мои планы не входила никак. В моем 11 «Б» классе было много красивых парней, которые меня очень уважали и любили. И готовы были сделать всё, чтобы у нас в классе были хорошие отношения, а жизнь кипела и бурлила! Но любовь в понимании «любовь» меня не устраивала и пугала. Вадим был ранимым и закомплексованным. Учась в школе, Вадим не акцентировал внимание на свои чувства, но после выпускного бала, не давал мне проходу. Ему обязательно нужно было со мной разговаривать обо всём, о чём только он хочет. У меня же столько времени на общение с ним не было! Когда я дала понять, что у меня нет времени на то, чтобы выслушивать его рассказы, он загрустил и придумал следующий ход – шантаж. Вот тут я действительно испугалась. Вадим по всем психологическим характеристикам был склонен к саморазрушению. Люди, находящиеся в состоянии депрессии, часто думающие о том, чтобы лишить себя жизни, склонны к самоубийству. А в депрессии Вадим был уже несколько лет. Сначала я смеялась и уходила от этого разговора, но когда в лесу друзья его вытащили из петли, мне стало страшно. Такого финала педагогической деятельности я бы не пережила. В этом случае я растерялась и не знала, кому я могла рассказать всю эту историю. И я решила рассказать всё подруге.