Кристиан Зальцманн - Книжка для раков. Книжка для муравьев (сборник)

Маленький Матиас не мог увидеть в городе ничего из красот природы, кроме кусочка неба шириной с переулок, ибо его отец, бывший ремесленником, жил на узкой улочке в маленьком доме, где не было даже садика. Затем когда отец однажды взял его с собой в поле, то для него это было неописуемой радостью, потому что все для него было новым. Вот он увидел цветок, вот червяка, вот птицу, которые привлекали к себе его внимание. Тогда он подбегал к отцу и кричал: «Папа! Папа! Ты только взгляни! Какой премилый цветочек! Какая славная птичка!»

Но отец каждый раз недовольно отвечал: «Опять ты со своими проделками, ты что, никогда птиц и цветов не видел?»

Однажды он обнаружил большую гусеницу, поднял ее, полный изумления, и принес отцу. «Смотри, – сказал он, – какая большая, это я нашел». Но отец сказал: «Фу! Какая мерзость! Сейчас же выбрось! Раздави ее; она может тебя запачкать».

Всякий раз, когда Матиас что-нибудь видел, он останавливался и восхищался, поэтому часто отставал, и его отцу приходилось ждать, пока наконец он подойдет.

Это раздражало отца. Он выговаривал ему за эти задержки и часто говорил: «Давай же иди, скверный мальчик! Если ты не будешь идти быстрее, то пеняй на себя! В другой раз ты непременно останешься дома».

Тогда Матиас снова какой-то кусочек пути бежал; но страстное желание разглядывать все, что его окружало, было слишком большим, чтобы он сразу сумел его преодолеть. И едва отец делал несколько шагов, как Матиас видел прыгающую лягушку или слышал стрекочущего кузнечика, – и он опять останавливался.

В конце концов отцу это надоедало, он брал его за руку, тащил за собой, а если Матиас, несмотря на это, смотрел по сторонам, то, как правило, начинал следующий рассказ: «Пошли, Матиас! Пошли! Если ты поспешишь, то мы вскоре придем в деревню. Там тебе понравится больше, чем в пустом поле. Я попрошу сделать кофе и взбить молоко и яйца так, что молоко едва будет литься». – «И я тоже что-нибудь получу?» – «Разумеется. Ты получишь две чашки. Только пошли! Всегда вперед! Побежали! Там я велю поджарить пару сарделек и принести пиво, вот где ты получишь настоящее удовольствие».

Благодаря этой уловке в конце концов ему удалось полностью заглушить страстное желание Матиаса восхищаться красивой природой и благодаря ей познать доброго, мудрого и могущественного Творца. В дальнейшем он бодро шагал вперед, думал о кофе, а природу оставил природе, к великой радости отца. Теперь он мужчина, а следы воспитания, которое он вкусил, по-прежнему видны у него. Во время своих прогулок он быстро движется по лугам, лесам, посевным полям, ничего удивительного не видя. Перед ним пролетает жаворонок, при входе в лес его приветствует соловей – он этого не замечает, ибо мысли его уже в кружке пива.

Если по возвращении его спрашивали, видел ли он что-нибудь интересное, то единственное, что он мог сказать, это: «Сегодня было очень тепло, дорога была чертовски тяжелая, пиво было превосходным». Если же он играл в карты, то об этом мог рассказывать часами.

Один-единственный раз природа все-таки возымела над ним свою власть и заставила обратить на себя его внимание. Взошла полная луна. И тут он прокричал своему товарищу: «Черт побери! Какая красивая луна! Как она висит! Как кухонная миска».

К радости профессора Панкратиуса его супруга родила ему сынишку. Он получил это радостное известие как раз в тот момент, когда занимался разъяснением непонятного места у древнего латинского писателя Светония, которое уже несколько дней не давало ему покоя и несколько ночей лишало сна. Сколь велика была его радость, можно понять хотя бы уже из того, что он сразу же отложил Светония и направился к жене и сынишке.

Он сперва взглянул на нос, и когда, как ему показалось, он обнаружил в нем некоторое сходство с носом древнего римского мыслителя Цицерона, его радость стала еще сильнее. Прежде всего он позаботился о том, чтобы ребенка крестили, а затем весь дальнейший уход за ним предоставил матери и сиделке, потому что считал неприличным, чтобы такой ученый муж, как он, озадачивался подобными мелочами, как пеленание, умывание и кормление маленького ребенка.

Прожив с тех пор около четырех лет в своем рабочем кабинете, он вдруг решил, что, пожалуй, настало время заняться воспитанием своего маленького Тулия (так он имел обыкновение в шутку его называть, потому что такое же имя носил Цицерон). Он начал с того, что сказал ему, как по-латыни называется стол. Затем он ежедневно учил его называть по-латыни сперва пять, а потом и десять предметов. Вслед за этим малыш должен был каждый день учить полстраницы слов, например, alumen – квасцы, aluta – семская кожа. Вначале малыш спрашивал отца: что такое квасцы? семская кожа? Но у ученого мужа никогда не находилось времени на подобные мелочи, да он и сам не знал, что это значит, и поэтому выговаривал маленькому Тулию за любопытство и вскоре добился того, что эти вопросы больше не задавали, а славный малыш ежедневно учил целую страницу латинских слов, не зная предметов, которые должны были ими обозначаться.

Вскоре после этого ребенка стали заставлять читать латинских писателей. Поскольку понимать их было трудно, ему пришлось чуть ли не всю свою юность провести за подготовкой к чтению и заучиванием цитат.

На прошлой неделе мне посчастливилось совершить прогулку с молодым магистром господином Панкратиусом и его ученым отцом. Я был поражен, сколь многому отец научил сына. Тот мог рассказывать обо всех улицах и удивительных домах Древнего Рима, как коренной берлинец о достопримечательностях Берлина, что господин отец выслушивал с любезной улыбкой. Но со всем тем, чем богата природа, он был совершенно незнаком. Когда я выразил свое восхищение пашней, принесшей небывалый урожай ржи, он спросил меня, что это такое. А когда я ему ответил: «Рожь», – он снова спросил: «А что делают с рожью?» Пройдя еще несколько шагов, я заметил кокон гусеницы, из которого вылуплялись личинки наездника и превращались в куколок. Я показал на кокон пальцем и сказал: «Посмотрите сюда!» «О, – воскликнул он, – не беспокойте бедную гусеницу, а то она убежит от яиц».

Так далеко может продвинуть нас изучение латинского языка в раннем возрасте.

Когда мастер Мартин кончал работу, вокруг него собирались его дети и просили что-нибудь им рассказать. Тогда он набивал свою трубку, садился возле печи, а рядом с ним – его дети. Затем он начинал рассказывать и чуть ли не всякий раз о призраках, с одной стороны, потому что ничего другого не знал, с другой стороны, потому что заметил, что его детям это нравилось слушать больше всего.