Олег Колосовский - Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе

Представление о том, чему учат детей на уроках литературы, я получил, следя за школьными делами моих внуков (2005–2013 гг.), из их учебников и пособий, из КИМ для сдачи ЕГЭ и чтения различных педагогических работ [7, 23, 41 и др.].

Под «Программой-2013» условимся понимать содержание КИМ, т. е. перечень обязательно изучаемых произведений и их трактовку, принятые в настоящее время. Это, как я понимаю, есть главный ориентир для учителей. Кроме КИМ существует масса учебных материалов и учебников, которыми пользуются учителя, готовясь к уроку, и ученики, выполняя домашние задания. Ниже дан краткий обзор материалов КИМ и учебников. Очевидно, это связанные вещи, и здесь неизбежны повторы (от которых, вероятно, сильно страдал мой редактор). Объективно подходя, надо бы дать «нейтральные» заголовки, но я предпочел оценочные.

Программа начальной школы составлена коллективным мудрым «чуковским». Ее недостаток – большой объем материала, так что его можно измерять в килограммах.

Программа средней школы также избыточна. В ней много сатиры и архаики, как будто материал копился длительное время. В ней много пессимистичной и депрессивной литературы и мало книг с идеалами и героями. Подавляющую часть занимает классика XIX в. В программу XX в. на скорую руку введены произведения ранее запрещенных авторов: Булгакова, Солженицына, Бродского… как дань либерализму. В целом создается впечатление о тематическом отставании от российской жизни на десятки лет, а от западной – намного больше. Это относится как к выбору произведений, так и к интерпретации их идейного содержания.

Первая ошибка– перегруженность программы. В этом можно убедиться, просмотрев, КИМ для ЕГЭ. Как будто педагоги следовали лозунгам 20–30-х годов прошлого века во времена борьбы с безграмотностью: «Чем больше, тем лучше!», или «Знание – сила!». Сейчас нужен лозунг… но обойдемся без него, актуально правило Ne quid nimis! – Не нарушай меры! Сказанное справедливо еще и потому, что знание сплошь и рядом подменяется запоминанием информации. Пример этому: для подготовки к сдаче ЕГЭ школьнику рекомендуется повторить 190 терминов и понятий по теории литературы. [2]Беда, просто беда!

Педагоги и психологи до сих пор не озабочены проблемой информационной перегрузки детей (инфостресс).Показателен следующий факт. В библиографии, приведенной в переводной работе со шведского «Перегруженный мозг», из 149 авторов нет ни одного русского! [8].

Мы живем в информационном обществе, и это хорошо. Плохо, что поток информации и быстрый ритм жизни захлестывают ученика. Как следствие, он страдает синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). У него возникают трудности в учебе и обычной жизни. Знания делаются поверхностными, особенно, если ученик «скачивает» ответы на задания из Интернета. Тем самым он отвыкает думать самостоятельно и глупеет. Более того, на наших глазах в деловом мире возник новый тип – «гуглист», тот, кто норовит решить свои задачи информационными методами, комбинируя чужие готовые решения. Если посмотреть на проблему шире, то появился «человек информационный», кто живет более вне себя, чем в себе. И этот «косяк» начинается со школы.

Продвинутые родители оберегают детей от информационного бума. Но большинство родителей, дедушки и бабушки, потерявшие головы, водят детей по кружкам, секциям и репетиторам. День заполнен донельзя: школа, школьные мероприятия (презентации, олимпиады и т. п.), дома – уроки, Интернет, компьютерные игры и плюс музыка в ушах. Беда! Модной глупостью стало нанимать репетиторов для обучения детей английскому языку. Практика показала, что КПД этой затеи крайне низок. Когда ребенок подрастет, и если появится мотивация, то язык можно выучить за три месяца и потом совершенствоваться.

Литература как школьный предмет дает ощутимый вклад в инфостресс. Легко предугадать, что скоро наши школьники будут принимать таблетки-стимуляторы мозговой деятельности (как в Штатах), а учителя и родители, не вникнув в проблему, будут видеть в этом происки Госдепа.

Вторая ошибка– избыток сатиры и обличения и нехватка книг с Идеалами и Героями, в том числе романтических.

Создается впечатление, что составители программы забыли про реального живого ученика, того кто «выходя из-под опеки, стремится преодолеть препоны. Он, естественно, стремится забросить на чердак парики и плащи своих предков. И, наконец, он отрицает, возможно даже с излишней резкостью, те образцы, на которые консерваторы взирали с трепетом. Он с уважением относится к истории, но прежде видит жизнь – клокочущую, пеструю, знакомую»[36].

Как же понять эту жизнь, если после 11 лет обучения, у школьника в памяти остается унылый исторический фон, что Москва была фамусовской, дворяне были «лишними» и обломовыми, помещики – собакевичами и плюшкиными, чиновники – ворами и взяточниками, Петербург по Гоголю был городом абсурда, населенный ничтожествами, по Островскому купечество – темным царством, горожане – салтыковскими «глуповцами», мещан по Достоевскому обуревали «бесы», по Чехову они меланхолически деградировали, Блок нагонял ужас на читателя перед будущим и т. д. Это своего рода литературно-национальный мазохизм. У школьника создается искаженный образ отечества. Он с молодых ногтей привыкает повторять пошлость – у нас беда: дураки, дороги и чиновники. Отсюда возникает желание эмигрировать. Вот пример из жизни, характеризующий настроение молодого эмигранта: «Я живу в стране робинзонов, а не обломовых и ног под собой не чувствую, нахожусь в полете».

Замечу, что преимущественное изучение «ошибок отцов», нехватка романтики развивают нигилизм и раньше времени старят юношу. У двоечников и троечников в этом смысле есть преимущество – у них дольше сохранится задор молодости и душевное здоровье. Если смотреть шире, то когда школа воспитывает юношей и девушек на книгах, где нет романтики, «ни божества, ни вдохновенья», то нация обречена на вырождение(литература советского времени – особый вопрос). Современный школьник представляет Россию страной, в которой ничего не созидали, не смеялись, не пели, не влюблялись, не растили детей, а только страдали, воровали и воевали. Это пессимизм чистейшей воды.

Обвинение в пессимизме – тяжелое обвинение. Поэтому для ясности я приведу определение: «Пессимизм (от лат. pessimum – наихудшее, самое плохое) в обычном словоупотреблении – изображение всего в мрачном свете; такое личное убеждение или философское направление, которое в противоположность оптимизму рассматривает в мире прежде всего его отрицательные стороны, считает мир безнадежно плохим, а человеческое существование – до конца бессмысленным» [39].