Коллектив авторов - В поисках истины. Ученый и его школа

С направлением исследований школы Б.Д. Грекова в советской исторической науке неразрывно связана тенденция к удревнению процессов становления классового общества у восточных славян [7, 8–9 ]. Сам академик в своих последних работах начало разложения первобытно-общинного строя на Руси датировал не позднее V в. К VIII столетию на территории Восточной Европы, по его мнению, не только произошло обособление класса феодалов, но и уже образовалось несколько протогосударственных образований с центрами в Киеве и Новгороде [8, 113–128 ].

Концепция Б.Д. Грекова получила признание профессионального исторического сообщества и советского государства, имеет сторонников и последователей в современной историографии [9]. Однако ее некоторая схематичность осознавалась уже при жизни ученого, в частности С.В. Юшковым, указавшим на значительные секторы общественной жизни Древней Руси, которые не вмещались в сословно-классовые контуры государства, очерченного Б.Д. Грековым [10].

С позиций современной науки, с учетом ее реальных достижений, значительного расширения источникового, в первую очередь археологического материала, концепция Б.Д. Грекова тем более не может считаться исчерпывающей, что, впрочем, нисколько не умаляет ее значения. Именно благодаря усилиям академика Б.Д. Грекова в советской историографии начинают разрабатываться новые актуальные проблемы хозяйственной деятельности восточных славян, типологизация их общественных объединений и многие другие.

В то же время невозможность объяснить с позиции ортодоксально классового подхода наличие в древнерусском обществе свободных от частновладельческой эксплуатации общин вызвала появление нового концепта так называемого «государственного феодализма», впервые сформулированного в трудах академика Л.В. Черепнина [11]. Теория «государственного феодализма» и ее разработка многими отечественными историками способствовали некоторому расширению исследовательского поля проблем становления древнерусской государственности. В частности, была преодолена тенденция, идущая еще от работ Н.П. Павлова-Сильванского, предполагавшая унификацию процессов структурирования феодального общества на Востоке и Западе Европы на основе вассально-ленной системы [12]. Данный подход оказался устойчивым и в советской науке. В завуалированном виде он присутствовал в концепции Б.Д. Грекова и имел тенденцию к отождествлению с буквально понятым формационным «псевдомарксистским» подходом, с его гипертрофированной тягой подменять «общее» по сути «тождественным» по форме и почти полным игнорированием «особенного».

Кроме того, признание государства «коллективным феодалом» вроде бы способствовало некоторому расширению его сословно-классовых рамок. Но на этом этапе развития историографии Киевской Руси преодолеть инерцию ортодоксального марксизма не удалось. Прямые и косвенные указания источников на активность славянского самоуправления и реальную практику его участия в организации государственного управления домонгольской Руси настолько расходились с общепризнанным пониманием «классового подхода», что в качестве претендента на роль «коллективного государства» в специальной литературе стали рассматриваться те или иные механизмы «окняжения земли» [13].

Некоторое оживление дискуссии вокруг проблем древнерусского общества и государства происходит в 1960-е гг. В этот период, условно обозначаемый в современной литературе как «оттепель», началась одна из первых атак на марксистскую методологию, в основном с позиций субъективизма [14, 14 ]. На первый план в исследованиях выходят специфические черты общественного уклада народов, вроде бы не соответствующие упрощенно понимаемому формационному подходу, что теоретически могло привести к его некоторой корректировке. Поскольку и в странах Западной Европы класс феодалов в качестве нормативно оформленного привилегированного сословия возникает не ранее реформ Карла Мартелла и Карла Великого, создать на базе ленинского определения «теоретический конструкт» образования раннесредневекового западноевропейского феодального государства ранее VII–VIII в. н. э., не нарушив при этом законов формальной логики, представлялось весьма проблематичным. Эти сомнения наиболее открыто и последовательно были высказаны известным ученым Л.В. Даниловой, обобщившей некоторые итоги дискуссии о так называемом азиатском способе производства: «…Не может быть объяснена целая историческая эпоха, лежащая непосредственно за первобытностью и отличающаяся, с одной стороны, наличием социального неравенства и государства (существовавшего, разумеется, в его первоначальных, примитивных формах), а с другой – отсутствием общественных классов (курсив мой. – Г.А. ), характеризующихся различным отношением к средствам производства» [15, 30 ].

Уже в этот период развития советской исторической науки возникли все предпосылки для расширения методологических подходов к определению сущности понятия «государство».

В реальной действительности был разыгран иной сценарий решения обозначенных противоречий: если феодальных отношений нет, а государство есть, то либо это другой общественный строй, либо бесклассовое государство. Принять такую логику рассуждений оказалось проще. Вновь становятся популярными идеи о новых формациях, межформационных периодах, сочетании различных моделей социальной организации и т. п. Специалист по античной истории В.И. Горемыкина находит рабовладельческую формацию в раннесредневековых государствах Восточной и Западной Европы, а крупнейший медиевист А.И. Неусыхин вводит понятие «варварское государство», которое описывает как бесклассовое [16]. В эти же годы М.А. Виткин высказал мнение о том, что и на Древнем Востоке образование государства предшествует появлению классов [17, 436 ].

Новый этап в разработке проблем характера древнерусского общества и государства связан с выходом целой серии монографических исследований И.Я. Фроянова. В них известный ленинградский ученый последовательно отстаивал демократический характер политических отношений в домонгольский период отечественной истории, что закономерно привело автора к созданию оригинальной и достаточно продуктивной концепции «городов-государств» Древней Руси, по своему общественно-историческому типу близких к афинскому полису [18].

Вместе с тем в методологическом отношении И.Я. Фроянову не удалось вырваться за пределы устоявшихся подходов к государству. Верно определив значительное влияние институтов традиционного славянского самоуправления на политические процессы Древней Руси, исследователь, видимо, осознавал, что подобная трактовка вступает в противоречие с феодально-классовой сущностью «аппарата насилия». Однако выход из ситуации ему виделся не в методологическом расширении понятия «государство», а в отрицании самого факта его возникновения. Возможно, что такая удивительная приверженность этого талантливого исследователя идее о кровнородственном характере славянской общины, которая, по его мнению, сохраняла свои архаичные черты вплоть до татаро-монгольского нашествия, целиком определена подобной логикой рассуждений. Справедливости ради, следует отметить, что для марксистской историографии вообще характерно игнорирование многообразия социальных проявлений и особенностей структурирования общества в догосударственный период. Уравнивание любых типов общин, независимо от стадий эволюции и характера общественных отношений, бесклассовым социальным содержанием не позволило И.Я. Фроянову разглядеть за фасадом пресловутого «коллективизма» кровнородственной общины ее глубоко эшелонированную, иерархичную социальную сущность. На ее плечах легко построить любое общественное и политическое неравенство, но никак не афинскую демократию. Пожалуй, только вышедшие на поверхность после распада Советского Союза традиции родового строя, возникшие еще в каменном веке и наглядно продемонстрировавшие свою беспрецедентную живучесть, в том числе и в современном «постинформационном обществе», заставляют по-новому взглянуть на то, что представляет собой «коллективизм» кровнородственной общины. Сконструированная же без учета типологических особенностей первичных форм социальной организации концепция И.Я. Фроянова не могла избежать внутренних противоречий, о чем выше уже было сказано.