Коллектив авторов - В поисках истины. Ученый и его школа

К моменту «вхождения» А.Г. Кузьмина в круг основополагающих проблем древнерусской истории эти направления российской историографии продолжали доминировать в предметном пространстве науки. Их методологическое осмысление А.Г. Кузьмин осуществлял по мере накопления оригинального фактического материала. Большое значение имели сделанные ученым выводы о некоторых особенностях происхождения и социально-экономического уклада славян, составивших как бы эмпирическую базу его концепта.

Так, исследователь был убежден в том, что славянам изначально была присуща территориальная община. Следующее важное наблюдение А.Г. Кузьмина связано с археологически доказуемым отсутствием аллода в славянском обществе, что, по мнению историка, существенно отличало территориальную общину славян от германской общины-марки [19, 110–119 ]. Этот вывод решительно расходился не только с ортодоксальным марксизмом, но и западноевропейской, в основном позитивистской историографией. Вообще мысль о специфических чертах русской общины занимает заметное место в научном наследии А.Г. Кузьмина и является краеугольным камнем для формирования его концепции «Земли и Власти». Остановимся более подробно на истории изучения проблемы.

Первичные формы социальной организации европейских народов, образовавших средневековые государства Западной и Восточной Европы, традиционно являются объектом пристального внимания историков, этнологов и археологов. Благодаря работам Г.Л. Мауэра, Р.Л. Моргана, Ф. Энгельса, М.М. Ковалевского наметились основные подходы к оценке причин возникновения и особенностей эволюции первобытных общин вообще и германской общины в частности [20].

В советской медиевистике во многом под влиянием положений, выдвинутых Ф. Энгельсом, были подтверждены выводы, сделанные еще в XIX столетии: германская община в своем развитии прошла путь от кровнородственного союза до соседской общины марки [21]. Этот тезис настолько закрепился в науке, что на его устойчивость нисколько не повлияли имеющиеся расхождения в вопросах о времени вытеснения отношений кровного родства, об изначальности земельных переделов, о количестве возможных переходных форм, содержащиеся в трудах таких видных ученых, как С.Д. Сказкин, А.Р. Корсунский, А.И. Неусыхин и некоторых других [22, 99 ].

Подобная прочность исторической концепции относительно принципов структурирования западноевропейского общества не могла не повлиять на методологические подходы к исследованию общественных институтов восточных славян. Историография изучения древнерусской общины, несмотря на очевидное своеобразие последней, оказалась напрямую связана с принятыми в медиевистике принципами эволюции общины у германцев. При этом использовалась не только предложенная схема генезиса – от кровнородственного союза к территориальному, но и социальные проявления каждого отдельно взятого типа общины принимались как некий универсум. В результате выводы об уровне стадиального развития древнерусского общества варьировались в зависимости от того, удавалось ли найти некое соответствие в системе общинной организации славянства западноевропейскому «эталону» или нет [23].

Собственно историографические баталии развернулись вокруг двух вопросов: когда территориальная община вытеснила кровнородственную и сколько промежуточных звеньев при этом сменилось [24].

Систематизировать имеющиеся в науке взгляды достаточно сложно. Препятствует этому большое количество концептуальных «нюансов», незначительных на первый взгляд расхождений или иначе расставленных акцентов, присущих практически каждому исследованию. Учесть же весь спектр возможных разночтений не просто и профессионалу. А естественно возникающая в такой ситуации терминологическая неопределенность нередко ставит под сомнение и степень обоснованности общего вывода, сделанного тем или иным автором.

Как бесспорный факт в литературе утвердилось предположение, что в VI в. н. э. (то есть во время, когда в Восточной Европе археологами фиксируются первые славянские культуры, имеющие генетическую связь с последующими археологическими комплексами, известными на этой территории в более поздний период, вплоть до эпохи «Киевской Руси») у славян еще господствовали родовые отношения. Расхождения проявляются, как уже отмечалось, при определении времени перехода к соседской общине, а также количества переходных ступеней и их типологизации. С учетом сделанных оговорок можно выделить три основные точки зрения.

Долгое сохранение кровнородственных отношений в недрах славянского общества, не ушедших в прошлое даже в период «киевского» государства, отмечали Ю.В. Юшков, И.Я. Фроянов [25].

Переход к территориальным отношениям, непосредственно предшествовавший образованию государства, фиксировали Б.Д. Греков, М.Б. Свердлов, Б.А. Рыбаков, О.М. Рапов, Б.А. Тишков и др. [26]. При этом единства во взглядах на характер поземельных отношений внутри общины между перечисленными историками нет.

Наиболее сложно подобрать адекватное обозначение для «третьего пути», который, по мнению многих ученых, прошла по дорогам истории славянская община. Именно в этом случае приходится сталкиваться с определениями ее типа: патриархальная семья и соседская община одновременно, патронимия, сельская или земледельческая община, фратрия, большая и малая семья одновременно и даже соседско-родовая община – и это далеко не полный список встречающихся в литературе определений. Единственно объединяющим признаком для ученых этого направления может служить присущее им мнение о переходном состоянии общественных структур восточного славянства в VIII–IX вв. Наиболее значительные работы, развивающие гипотезу о «многоукладном» характере общественных структур славянского мира, принадлежат В.В. Мавродину, М.О. Косвену, Я.Н. Щапову, В.И. Горемыкиной, Л.В. Даниловой и некоторым другим [27].

В последних работах известного археолога Б.А. Тимощука, специально посвященных общинно-племенному миру восточного славянства, все три стадии развития общины (кровнородственная, соседская, территориальная) прослежены в течение VI–X столетия н. э. [28; 29]. Обе работы имеют принципиальное значение для науки, поскольку основаны на обработке и систематизации огромного фонда археологических источников. В VI–VII вв. ученый прослеживает кровнородственную общину, VIII–IX вв. характеризуются им как время распространения соседской общины, в которой по территориальному, соседскому принципу объединяются большие патриархальные семьи, и наконец с образованием древнерусского государства появляется община территориальная [28, 141 ; 29, 237–238 ]. Эти три эпохи социального развития общественных структур восточных славян выделяются исследователем на основе сопоставления трех культур Днепровского Правобережья: пражской, лука-райковецкой и культуры киевского государства [28, 141 ; 29, 237–238 ]. Но археологические данные относительно размеров жилищ в рамках перечисленных культур говорят, что они оставались неизменными. С VI по X в. небольшие по размеру (в среднем 20 кв. м) землянки и полуземлянки являлись единственным видом славянского жилища. Следовательно, по мнению ученого, смена формы семьи, самой общины нисколько не повлияла ни на размер, ни на конструкцию жилища. И такой вывод прямо следует из работы 1990 г. Археолог констатирует отсутствие четких археологических критериев для стратификации общины. Размер жилища в качестве такового им, следовательно, не принимается. Взамен предлагается новый критерий – наличие коллективного двора. При этом Б.А. Тимощук отмечает, что каждая землянка имеет индивидуальные погреба и хозяйственные ямы [28, 17 ]. А следует из этого только одно: каждая семья ведет индивидуальное хозяйство. В своей последней, вышедшей при жизни монографии Б.А. Тимощук подтверждает ранее сделанные выводы относительно трехфазовой трансформации славянской общины в предгосударственную эпоху. Некоторой корректировке подверглись лишь критерии для стратификации разных типов общины. К ним Б.А. Тимощук отнес общую планировку селища вообще и характер городища – общинного центра в частности [29 , 238 ].