Светлана Дивногорцева - Духовно-нравственное воспитание в теории и опыте православной педагогической культуры

Итак, подводя итог анализу самых разнообразных трактовок понятия «воспитание», рассматриваемых в светской педагогической культуре, можно констатировать следующее:

• не имея однозначного толкования определения понятия «воспитание», в основном все ученые и педагоги сходятся на той мысли, что воспитание, в отличие от стихийной социализации личности, всегда целенаправленно;

• обобщенно цель воспитания они выражают как формирование личности, нужной, полезной обществу, приспособленной жить в данном конкретном обществе;

• несмотря на оперирование словосочетанием «формирование личности», современные педагоги склонны понимать процесс воспитания как взаимодействие воспитателей и воспитуемых;

• воспитание склонны трактовать во взаимосвязи с процессом обучения.

Попытаемся теперь изложить точку зрения православной педагогики по обозначенным выше позициям. Не вызывает сомнения тезис о целенаправленности процесса воспитания. Любому здравомыслящему человеку ясно, что воспитанием может называться лишь « целенаправленное взращивание человека » [5, c. 4], поскольку говорить о содержании, формах и методах воспитания, по крайней мере, бессмысленно, если не осознаются его цели. Далее мы сталкиваемся с парадоксом: не имея однозначного толкования понятия «воспитание», но объединяя размышления о целях воспитания, сегодняшняя светская педагогическая мысль обобщенно выражает цель современного воспитания в основном как приспособление к жизни в обществе, как « формирование личности, нужной и полезной обществу » [147, c. 7]. Н.Д. Никандров по этому поводу замечает, что в основании целеполагания сегодняшней светской воспитательной системы стоит человек, « приспособленный к современному миру и в основном довольный им » [127, c. 25]. Подобная постановка цели позволяет процесс воспитания отождествлять с процессом социализации. Для педагога, придерживающегося православного мировоззрения, подобная постановка цели порождает, по крайней мере, два вопроса: приемлема ли она или категорически противоречит цели воспитания в православной педагогике? Если верно первое, то довольно ли такой постановки цели для достижения смысла человеческой жизни?

Вопрос о цели воспитания не праздный, поскольку без постановки цели невозможно понимание смысла и сущности воспитания в той или иной его трактовке, равно как невозможна и полноценная воспитательная деятельность. Воспитание вообще как таковое осуществляется в том случае, когда процесс становления личности носит управляемый, контролируемый характер, когда люди руководствуются сознательными намерениями, действуют в основном не стихийно, а в соответствии с определенными целью и задачами . Воспитание, как было отмечено нами выше, может преследовать различные цели в зависимости от того, кто его осуществляет, точнее, от мировоззренческих установок или ценностей воспитателей. Знать цель воспитания – значит, уяснить философскую сторону вопроса, которая при том или ином разрешении может коренным образом изменить содержание воспитательного процесса. Можно смело утверждать, что, не сознавая цели воспитания, нельзя и воспитывать. Характер отношений воспитателей и воспитуемых, содержание воспитания в целом определяются, с одной стороны, социальной практикой и идеологическими установками того или иного общества, а также идеями и методами, сформулированными философией, теорией и методикой воспитания. Так вот: каждая теория по-своему может трактовать сущность, смысл и цель воспитания. Рассмотрим, как эти проблемы обосновывает православная педагогическая мысль.

«Вопросом жизни» называл Н.И. Пирогов вопрос о воспитании. Вряд ли вызовет сомнение у кого бы то ни было утверждение о том, что « смысл воспитания органически зависит от смысла человеческой жизни, а смысл человеческой жизни – от основ, на которых он утверждается, и от конечной цели, к которой он стремится » [9, c. 19]. Чтобы понять смысл жизни, а значит, и смысл воспитания, православие, как это ни парадоксально звучит, обращается к проблеме смерти человека. Для верующего человека конец его земной жизни – смерть – является мерой всех его дел и добродетелей. Согласно библейскому толкованию, смерть не была онтологической данностью, а возникла вследствие грехопадения как « предел человеческой богоотчужденности », крайней степени «униженности, обезображенности человека» [9, c. 55]. Но смерть в православном вероучении предстает и с другой стороны – как « выражение Божественного человеколюбия » [9, c. 55].

Дело в том, что еще по учениям многих святых отцов (среди них, например, Григорий Нисский, преподобный Максим Исповедник и др.), в человеке, в его теперешнем состоянии, живет не жизнь, а смерть. Поэтому для христианина конец земной жизни есть, скорее, не смерть, но освобождение от нее. « Попустив смерть, – пишет митрополит Амфилохий (Радович), – Бог прерывает жизнь в тлении и застое, направляя жало смерти против тленности и против ее причины, то есть против греха, ограничивая тление и грех. Таким образом Господь останавливает зло и дает возможность человеку исправить последствия грехопадения… Временная человеческая смерть упраздняет вечную смерть » [9, c. 56–57]. Согласно христианскому вероучению, страдания, боль и смерть имеют глубокий воспитательный смысл, отрезвляя человека от ложной жизни и открывая глаза на истинные ценности: « …сотрясая до основания все человеческие ценности, смерть пробуждает жажду истинных ценностей, вечной Истины и неугасимого света » [9, c. 58]. Таким образом, через память о ней, смерть воспитывает, определяя истинную цену жизни человека. Поэтому и советуют святые отцы иметь непрестанно « память смертную », поскольку от нее рождается гнушение грехом и возрастание добродетели.

Второй момент, принципиально важный для осознания цели воспитания в православно ориентированной педагогике, это вопрос о жизни после смерти, или о вечной жизни. В православном вероучении всегда действуют два мотива, объясняющие его. Эти два мотива говорят нам о том, что православие есть учение: а) об этой жизни и б) о вечной жизни. Для человека, верующего в воскресение Христа, вечная жизнь есть глубочайшая реальность. Она была вложена в него при сотворении, а в воплощении Христовом дана как «закваска», как потенциальная возможность. Отсюда сознание того, что человеку предстоит выбор между « временным и вечным, между вечным исчезновением и вечной жизнью » [9, c. 116]. Поэтому самой важной проблемой в христианстве является проблема спасения, возникающая еще в этой жизни. Профессор, протоиерей Василий Зеньковский по этому поводу писал: « Нельзя так жить, как если бы не было смерти, но нельзя так и воспитывать, как если бы не было смерти » [59, c. 132].