Журнал Наука и жизнь, 2000 № 02

Чернильные пятна на коврах удаляют спиртом или лимонным соком.

Пятна от парафина выводят спиртом.

Пятна от пива или ликера протирают тряпкой, смоченной сначала в мыльном растворе, а затем — в теплой воде с уксусом.

Если на ковер пролит чай или кофе, нужно тотчас собрать влагу губкой и протереть пятно тряпкой, смоченной в растворе уксуса.

Вот, собственно, и все. Остается напомнить только, что ковры, за которыми ухаживают и которые регулярно чистят, просушивают и проветривают, не повреждаются молью и домовым жучком кожеедом.

Л. БЕЛЮСЕВА.

Автор рассказа Кирилл Берендеев закончил Московский институт радиоэлектроники, начал писать стихи и рассказы еще в институте.

Кирилл БЕРЕНДЕЕВ.

Мужчина сделал еще один шаг в мою сторону.

— Простите, — он отвел взгляд. Пальцы его принялись нервно теребить пуговицу видавшего виды плаща. — Вы не могли бы мне помочь?

Я остановился.

— Если смогу, конечно.

Снова неверный шажок. Теперь между нами было метра полтора. Мужчина явно не знал, как лучше сформулировать свою просьбу:

— Я тут в первый раз. Немного запутался, заплутал.

Он смутился и замолчал, отведя взгляд.

— Вам какой номер дома нужен? — я подумал, что случайному прохожему все же повезло. Среди разбросанных по кварталу одноликих «хрущевок» некогда я провел ровно половину своей жизни и поэтому неплохо разбирался в их хитроумной классификации по принадлежности к четырем окружающим микрорайон улицам. Но мужчина перевел дыхание и покачал головой.

— Нет, мне бы выйти отсюда… к метро.

— А, — я пожал плечами, — нет ничего проще. Сам туда направляюсь, если угодно…

— Конечно, конечно, — мужчина подошел ко мне почти вплотную и быстро оглянулся назад. Этого движения головы я не понял, но не спрашивать же у постороннего человека о его причудах.

— Идемте. Нам в ту сторону. — Я махнул рукой вдоль вереницы пятиэтажек, теснящихся среди сбросивших листву раскидистых лип. — Дворами мы доберемся минут за десять. Может, даже быстрее.

Мужчина кивнул, хотел что-то сказать, но не решился и послушно зашагал следом за мной, точно выведенный на прогулку ребенок, стараясь попасть в ногу. Я немного сбавил темп, мужчина поравнялся со мной, глядя под ноги.

— Да, я совсем забыл представиться, — неожиданно произнес он. — Нехорошо как-то. Меня зовут Николай.

Я недоуменно взглянул на своего попутчика, но в конце концов назвал собственное имя.

— Очень приятно.

— Взаимно.

— Вы так хорошо знаете этот район, — безнадежным тоном произнес он.

— Я здесь родился и прожил лет пятнадцать.

Он резко остановился.

— А потом переехали?

— Да.

— Далеко?

Я не понимал, почему он спрашивает. Но все же ответил, неудобно как-то сердиться на человека, которому сам же вызвался помочь.

— Далеко.

— А, — видимо, он хотел задать новый вопрос то ли из любопытства, то ли из желания поддержать хрупкую нить разговора.

— Не в «хрущевку» опять?

— Нет, в обычный железобетонный муравейник.

— Понятно. Я с семьей тоже в таком живу. Почти на другом конце города. Вы, судя по всему, коренной москвич?

— Да.

— Наверное, хорошо Москву знаете?

— Разумеется, нет. Ту часть, где живу или работаю, — да, хорошо, а в остальном… можно сказать, что больше нигде и не был,

— я ответил довольно резко, сам не понимая, на что злюсь. — Думаю, и большинство так. Слишком уж город большой.

— Вы правы, очень большой.

— Мы идем? — довольно невежливо спросил я.

Он вздрогнул.

— Да-да, извините, пожалуйста. Просто…

Когда Николай догнал меня, было заметно, как он побледнел. Вернее, посерел: загорелая до темноты кожа лица стала пепельной.

Еще мгновение, и он вдруг вскрикнул и резко остановился. По инерции я сделал еще два шага, затем обернулся взглянуть на причину новой заминки.

Мужчина стоял, раскинув руки, точно пытаясь обнять что-то огромное, видимое только ему одному. Тело его отклонилось назад, непостижимо, как он умудрялся сохранять равновесие в такой позе. Лицо сморщилось, скривилось, потом он отступил и провел руками перед собой, словно пытался найти нечто, ускользавшее от моего взгляда. Затем я услышал, как он всхлипнул, отступил еще на шаг и резко подался вперед, пригнувшись, выставив вперед левое плечо. Лицо Николая было обращено ко мне; маска отчаяния и какой-то безысходной решимости застыла на нем.

Я с недоумением смотрел на него. И отчетливо услышал глухой удар. Точно что-то тяжелое стукнуло в обитую войлоком запертую дверь. Мужчина медленно сел на сухую траву, закрыл лицо рукавом мятого плаща.

— Все, — прошептал он. — Разумеется, все.

Я подал ему руку.

— Вставайте, а то простудитесь. Что с вами?

От моей помощи он отказался и поднялся сам:

— Не могу.

— Что не можете? Вам плохо?

Молчание.

— Разумеется. Ведь я не могу выйти.

— Не понял. Куда? Откуда?

— А вы разве не видели?

— Признаться, я не совсем понял, что с вами произошло.

— Я не могу выйти, — повторил он. — Из микрорайона этого. Как стена какая… Вот, смотрите.

Он вытянул вперед руку, а затем с размаху шлепнул ладонью по воздуху. Кажется, я был единственным человеком на планете, кому довелось постичь в реальности, а не из китайской притчи, что означает хлопок одной рукой: увидеть сам процесс в действии.

Звук был такой, точно ударили в мягкую обивку дивана. Рука Николая неожиданно замерла на полпути между нами. Я медленно подошел поближе, дабы удостовериться, не дурацкий ли это фокус.

Нет. Подушечки пальцев сплющились, точно вжатые в стекло. Я помахал рукой перед ними, внизу, сверху и не ощутил никакого сопротивления. Тогда я вошел внутрь того невидимого барьера, к которому прижалась рука мужчины, и попытался определить, что ему мешает. Но безрезультатно.

Я осторожно коснулся указательным пальцем его прижатой к ничему ладони. Мой палец ощутил лишь тепло чужого тела и ничего более, никакой преграды.

— Непонятно. Как вам… — я осекся. И, схватив его за кисть, резко дернул Николая на себя, сквозь преграду. Снова послышался глухой удар

Он вскрикнул.

— Осторожно, вы мне руку сломаете.

— Извините. Я просто не в силах поверить…

— А я?! — измученно вскрикнул он и устало прислонился к барьеру, стоявшему у него на пути. Находиться в таком положении человек явно не мог, он давно должен был упасть, и тем не менее мой собеседник по-прежнему оставался стоять.

— Бред какой-то, — пробормотал я, не в силах отвести взгляда. — Абсурд.