Журнал Наука и жизнь, 2000 № 01

Все молчали. Пауза затянулась.

Последний президент АН СССР покинул трибуну и медленно вернулся на свое место. И в этот момент зал взорвался аплодисментами…

Я успел «перехватить» Гурия Ивановича, когда он уже выходил из зала. Попросил у него текст выступления.

— Тут много поправок, — смутился он.

— Если я не разберусь, то позвоню…

— И вы это напечатаете? — засомневался Гурий Иванович.

— Постараюсь…

— Это будет замечательно, — сказал он.

— Ученые страны должны знать правду о том, что происходит… Да и не только ученые…

Мне удалось тогда напечатать в «Правде» полностью последнее выступление последнего президента Академии наук СССР, и я считаю этот день одним из лучших в своей журналистской работе.

… Встретившись с Гурием Ивановичем Марчуком спустя почти десять лет после тех памятных событий, мы вспомнили о них. Много воды утекло в его родной Волге и в моем родном Днепре с тех пор, но, к счастью, наша наука жива, развивается и, как всегда, устремлена в будущее. Именно поэтому на «Чаепитии в Академии» академик Гурий Иванович Марчук говорил о том, что интересует всех — о науке XXI века.

— Если XX век — это торжество физики, то в XXI веке главными будут проблемы жизни. Биология. И даже можно обозначить некоторые вехи ее развития, определить тенденции. В Англии синтезировали одну из 22 хромосом, правда, самую короткую, но тем не менее в ней несколько сотен тысяч генов! Это начало… И хотя прогнозировать развитие науки сейчас очень сложно, тем не менее можно утверждать, что XXI век станет веком глобального изучения генома человека, животных и растений. Сейчас идет массовый поиск путей, как исключать ненужные геномы, мешающие развитию флоры и фауны, и как их замещать теми, которые нужны. Я убежден, что проблема «конструирования» геномов в XXI веке будет решена.

— Но все-таки в центре будет изучение человека?

— Здесь две стороны проблемы. Первая — медицинская, то есть здоровье. Вторая — клонирование людей, о котором все больше и больше говорят. Еще в мою бытность заместителем председателя Совета Министров СССР мы вели речь о контроле за теми работами, которые проводятся в генной инженерии. Но никто не может гарантировать, что даже при жестком контроле ими не будут заниматься подпольно.

— А в чем вы видите опасность клонирования?

— Это пойдет во зло человечеству. Допустим, какого-то человека клонируют. Он сам не будет понимать сути происходящего, но начнется «засорение» человечества, так как каждый индивидуум несет в себе не только добро, но и зло. Тут возникают философские проблемы, но даже невооруженным глазом видно, насколько опасно клонирование для нашей цивилизации. Поэтому, когда я говорю о прогрессе биологии, хочу обязательно подчеркнуть: наука должна пойти по пути познания всех геномов человека для того, чтобы научиться лечить болезни, наследственные или приобретенные, в основном за счет изменения генофонда.

— И вы считаете, что это реально?

— В последние десятилетия пришло понимание того, как гены «распоряжаются» развитием человека. Причем многие, казалось бы, очевидные вещи приобрели иной смысл.

— Например?

— Считалось, что, если у человека, животного или растения появляются раковые клетки, это означает «начало конца». Однако последние исследования показали, что онкологические гены есть у каждого из нас. Не будь их, человек не смог бы сформироваться. Плод вырастает из одной клетки: оказывается, это действие онкологического генома, и именно он способствует тому, что клетки воспроизводятся с огромной скоростью. Есть еще «регулирующие» гены, которые и определяют, какому органу и как следует развиваться. В течение девяти месяцев в утробе матери идет гигантская наработка клеток, но как только человек появляется на свет, онкологический ген перестает работать — он отключается, «засыпает». Этот ген может «проснуться» в результате какой-то мутации. Тогда он начинает нарабатывать клетки одного типа, то есть возникает раковая опухоль.

— Но ведь это крайность, на самом деле организм способен регулировать рост клеток?

— Конечно. Каждый день в нем происходит приблизительно 1200 мутаций, и некоторые из них «будят» онкологические гены. Но в организме есть «киллеры», которые убивают опасные клетки, и тогда человек не заболевает. Тем не менее при старении организма его защитные свойства постепенно ослабевают, иммунная система изнашивается, «киллеров» становится меньше… Говорят, за жизнь происходит приблизительно пятьдесят делений клеток, а потом этот процесс прекращается. И вот тут онкологический ген вновь выходит на сцену: он становится «мусорщиком» (фактически «убивает» состарившийся организм).

— Вы же не генетик, не биолог!

— Ну как же! Я 26 лет работаю в этой области, так что можно считать меня специалистом…

— Все-таки вы прежде всего математик!

— Конечно.

— Но почему в XX веке вы, математики, сначала создавали ядерное оружие, способное уничтожить все живое на планете, а теперь пытаетесь продлить эти самые жизни?

— Гуманистические идеалы всегда были присущи ученым.

— Кстати, и вы, Гурий Иванович, начинали свой путь в науке именно с «Атомного проекта» в Лаборатории «В», что находилась в Обнинске…

— С 1953 по 1956-й я занимался водородной бомбой. Один проект делал коллектив академика Дородницына, другой — ученые Арзамаса-16, и им помогал академик Келдыш, а мы вели третий проект. Когда были готовы все варианты, то лучшим оказался «арзамасский проект». Самым интересным, как мне кажется, был наш вариант — «тритий-дейгериевый». Но у трития очень короткий период полураспада, его нужно все время обновлять и обновлять… А в Арзамасе-16 нашли такое соединение, которое почти не распадается, и это определило победителя в том соревновании.

— И что вы стали делать?

— Теперь, пожалуй, об этом можно рассказать… Я переключился на атомные подводные лодки. У нас было собственное направление: жидкометаллический теплоноситель для реакторов. Наши подводные лодки стали самыми быстрыми, их называли «охотниками». Одновременно мы принимали участие в расчетах первой атомной электростанции (и этим я горжусь!), потом других реакторов. Написал две книги, они опубликованы в США, Китае, других странах.

— И вам стало неинтересно?

— Принципиальные проблемы атомного проекта были решены, и через полгода я испугался: если бездеятельность продолжится, можно и деградировать… А тут началась организация Сибирского отделения Академии наук. К нам в Обнинск приехал академик Соболев, он познакомился с нашими работами и предложил нам с женой переехать в Новосибирск. А мы только что получили новую квартиру… Чуть позже с таким же предложением ко мне обратился академик Лаврентьев, и мы поехали. Работали там 18 лет, и это, бесспорно, были лучшие годы нашей жизни. В Новосибирске появились ростки того, что стало целью моей научной жизни — физика атмосферы. Проблема оказалась безумно трудной, но тем не менее мы стали пионерами в этой области.