Array Журнал «Аконит» - АКОНИТ 2020. Цикл 2, Оборот 3-4

Как показали дальнейшие события, было бы гораздо умнее с моей стороны, если бы я последовал своему импульсу по пробуждении, который заключался в том, чтобы отнести фетиш-циклопа в бойлерную и спалить его дотла в печи.

Уинтерборн крайне разнервничался из-за конфискации его бога.

— Сэр, это несправедливо. Я не знал, что Бредбери притащил его в верхнюю спальню, честно, сэр. Могу я получить его обратно, если пообещаю, что никто больше не возьмёт его наверх?

— Сестра-хозяйка сказала, что ты получишь его в конце семестра. Даже если ты надавишь на неё, и она изменит своё мнение на этот счёт, я останусь при своём. Он останется заперт до конца семестра.

— Это подлое мошенничество, сэр. Это мой бог. Я не знал, что Бредбери заграбастал его, мелкий жулик… Если Бредбери придёт и скажет вам, что я тут не при чём, не будете ли вы…

— Он сказал, что ты одолжил фетиш ему, и другие это подтвердили.

— Грязные лжецы! Но, сэр, могу ли я просто взглянуть на него сейчас либо позже, просто взять его в руки?

— Нет.

— Где вы держите его, сэр? Он же не в вашей комнате.

— Как ты узнал это, Уинтерборн?

— Ну, я… никак, просто предположил. Но куда вы положили его, сэр?

— Можешь продолжить угадывать.

Уинтерборн закрыл свои глаза, и тень бесконечного страдания пробежала по его лицу. Он придвинулся ближе ко мне. Пластырный бандаж показался над открытым V-образным воротом его рубашки, бинт слегка отошёл, так что я отметил под ним чёрный клеевой блеск йодной мази, которую, полагаю, нанесла на его болячку Молли Себайн.

— Это всё подлость. Эта школа — как тюрьма, — пробубнил он, по-прежнему не открывая глаз; он уже тяжело навалился на меня, так что в какой-то момент я подумал, что Уинтерборн сейчас потеряет сознание.

— Что такое, Уинтерборн? — спросил его я. — Тебе плохо?

Он открыл глаза и сказал:

— Малость задремал… всё в порядке, сэр. С ним всё будет в порядке. Вы отдадите его мне в последний день?

— Отдам.

В следующие несколько ночей у меня продолжились видения, но я склонен приписать их скорее духоте, чем джу-джу. Мои кошмары теперь вроде как состояли целиком из звуков: странных криков, стенаний, отдалённого барабанного боя. Эти звуки пробуждали меня в полной боевой готовности всех органов чувств: мои глаза напряжённо вперялись в темноту, мой слух был изнурён коварством этой тяжкой тишины, моё дыхание было тонким, словно провода, что управляли взмахами маятника моего сердца. Не прошло много времени, как мне открылось, что другие тоже слышат шумы, которые я воображал в своих грёзах.

— Эта чёртова птица, — буркнул однажды за завтраком Роджер Эдлингтон. — Ты слышал её, Джеймс? Она не давала мне сомкнуть глаз добрую половину ночи.

— Птица? — переспросил я. — Мне слышатся разные странные шумы вот уже несколько ночей, но я не могу определить их источник.

— Полагаю, что это одна из пичуг полковника Торкингтона вырвалась из своей клетки. Она кричала, носясь вокруг дома, часами. Сперва я решил, что это — павлин, но у неё был более пронзительный и протяжный крик. Я бы сказал, что это какой-то отвратный попугай, или кукабарра [12] Кукабарры, или кукабары, или гигантские зимородки (лат. Dacelo) — род птиц семейства зимородковых; обитают в тропиках и редколесье Австралии и на Новой Гвинее. Кукабарры знамениты своими криками, очень похожими на человеческий хохот. .

— Птичники полковника Торкингтона расположены в пяти милях от нас, — заметил я.

— Я знаю. Странно, что она прилетела гнездиться именно к нам. Но это единственное, что приходит мне в голову в качестве объяснения тому ужасному шуму прошлой ночью. Я наберу Торкингтону этим утром и потребую, чтобы он прислал кого-то из своих людей поймать её.

Позже утром я набрёл на Роджера в библиотеке. Перед ним на столе лежали два тома Британской энциклопедии, и несколько книг о птицах.

— Ни одна из птиц Торкингтона не пропала, Джеймс, — сказал он. — В одном я уверен точно — наш ночной визитёр определённо не был совой.

Он стал пролистывать страницы энциклопедии, выискивая «кукабарра».

— Главная проблема орнитологов в том, что они совершенно неспособны доходчиво воспроизвести в тексте крики этих пернатых. Они то неясны и поэтичны, то музыкальны, говорят о «прозрачных нотах» и «нисходящих гармониях».

— Полагаю, что прошлоночная птица не была ни смутной, ни поэтичной, ни музыкальной?

— Никоим образом! — сказал Роджер с мрачным видом, склоняясь обратно к своим штудиям повадок и криков зимородка-хохотуна.

Этой ночью мы бдели, и около часа пополуночи мы услышали крик этой твари невдалеке от дома, долгий и резкий звук, в конце переходящий в кулдыканье. Роджер вышел с пистолетом, чтобы выследить существо в лунном свете. Он вернулся спустя двадцать минут, чтобы сообщить о неудаче.

— Хитрая тварь, — сказал он, — ибо я не услышал и писка с момента, когда вышел из дому. Однако у меня было чувство, что за мной всё это время следили. Было достаточно жуткое ощущение.

Вылазка Роджера с оружием была, как минимум, успешна в том, что отвадила существо. Раз или два оно вновь издало крик, но уже издалека, откуда-то с игрового поля или из леса.

Следующей ночью я рано отправился спать и неоднократно просыпался, по недавнему своему обыкновению, посреди ночи, в глубочайшей тишине. Должно быть, было уже далеко за полночь, когда я был разбужен стуком в мою дверь и сотрясанием ручки. Я зажёг прикроватную лампаду и спросил: «Да… кто это?»

Это была Молли Себайн, в своём ночном пеньюаре, выглядевшая испуганно.

— Джеймс, — начала она, — в Синей спальне старшеклассников никого нет. Их кровати пусты. Я посмотрела в соседнюю Жёлтую, и там было только двое спящих мальчиков. Остальные исчезли.

Я нацепил свой ночной халат, обул шлёпанцы и последовал за фонариком Молли по коридору.

Синяя спальня была ярко освещена полной луной, что светила через высокие, образца позднего восемнадцатого века окна, отбрасывая прямоугольники фрагментированного света на пол и делая из узких кроватей алебастровые надгробные плиты.

— Они пробрались обратно, Молли, — прошептал я, указывая на кровать у двери, так как на ней возвышался небольшой холмик спящего под одеялом тела, а на подушке виднелся тёмный контур головы.

— О, они приняли меры предосторожности, — ответила она, и откинула одеяло и простыню.

Подушка, сбитая в форму, пара набитых чулок, мешок от губки для головы и сама губка для волос — это и был наш спящий мальчуган. Молли направила фонарь на другие подушки.

— Остальные, — сказала она, — не менее изобретательны. Но куда же они подевались?

— Слушай, Молли, — сказал я, — ты не могла бы составить список пропавших? Я пойду накинуть что-то из одежды, потом разбужу Роджера. Нам следует постараться справиться самим и не поднимать лишнего шума.