«Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-03 (1997)

А «Нью-Йорк мэгэзин» заявляет: «Когда зритель смотрит голливудский фильм действия, он внимательно следит за тем, применены ли в нем специальные эффекты, и затем оценивает, насколько удачно его авторам удалось заставить аудиторию поверить, что герой действительно был в опасности. В фильмах Джэки Чана доказывать, что он подвергался опасности, нет необходимости».

Помимо Ли и Чана есть и другие известные киноактеры, которые в реальной жизни являются мастерами боевых единоборств. Так, Джет Ли из материкового Китая был в свое время чемпионом страны по ушу.

Но фильмы кунфу не сводятся лишь к демонстрации искусства боевых единоборств. Гонконгский режиссер Джон У создал образ героя по имени «брат Ма», роль которого исполняет Чжоу Жунь-фа. Это — жестокий бан дит в длинном плаще и с белым шарфом на шее, во рту у него зубочистка. Какое отношение этот гангстерский фильм имеет к кунфу?

На поверхности явлений лента «Лучшее будущее» изображает жизнь криминальных банд в традиционном американском стиле, для которого характерно столкновение преступников и полиции. Но критик ПеГги Цзяо считает, что, в сущности, перед нами нечто весьма близкое фильмам кунфу. Она указывает на присутствие там явных признаков произведений подобного рода: мужская солидарность, крайние формы насилия, основанные на не свойственной среднему классу идеологии самопожертвования во имя дружбы, и месть без колебаний. Обозреватель Хуан Цзянь-е добавляет, что «главная особенность китайских гангстерских фильмов заключается вовсе не в мастерстве владения оружием, а в позах в духе кунфу, используемых актерами». Своеобразный стиль Джона У, в частности, замедленные съемки моментов, когда появляется герой или раздаются выстрелы, придает сценам схваток налет романтизма.

Несколько лет тому назад Джон У был приглашен в Голливуд: главное, что в нем привлекло, было мастерство постановки фильмов действия. Как утверждает «Тайм», У соединил специфику гонконгских фильмов кунфу с изысканными операторскими приемами.

К какой бы категории их ни относили, фильмы кунфу, считает Хуан Цзянь-е, оставались в истории китайского киноискусства «наиболее развитым жанром, обладающим отчетливыми национальными особенностями». Они следуют традиции, восходящей к древней литературе эпохи Сражающихся Царств, — от главы «Умение владеть мечом» в трактате Чжуан-цзы до «Странствующих молодцов» древнекитайского историка Сыма Цяня. Эта традиция включает также легенды эпохи Тан, устные предания династии Сун и криминальные истории Цин. Естественно, сюда же относятся романы и рассказы, посвященные боевым единоборствам, созданные в наше время.

Этот литературный материал предоставляет создателям фильмов кунфу обильную нишу для воображения, — в особенности, в области мифологизации необыкновенных достоинств мастеров. В литературе такого рода герой как правило блестяще владеет мечом и борется за справедливость. И многие сверхъестественные приемы, которыми в соответствии с традицией владели эти герои, — прыжок на крышу дома, хождение по стене, летание по воздуху, применение практически любого вида оружия и даже низвержение противника потоком воздуха, направляемого силой ладони героя, — все это перешло в кино.

В 30-х годах нашего века фильмы этого жанра переживали свой «золотой век». Шанхайские киностудии выпустили с 1928 по 1931 гг. около 400 лент; примерно 60 процентов из их числа приходилось на фильмы с демонстрацией искусства единоборств.

В 1949 году многие кинодеятели материкового Китая перебазировались в Гонконг. Они не только принесли с собой легенды о мастерах меча, но, что еще более важно, действующие лица кантоноязычных фильмов, вроде народного героя Хуан Фэй-хуна, органически слились с традицией кунфу. Так с конца 50-х годов на фоне мистического мира мастеров меча в гонконгских фильмах начинают появляться мастера рукопашного боя кунфу.

Легенды о мастерах кунфу южной шаолиньской школы, особенно популярные в конце династии Цин и начале республики, не только придали фильмам о благородных борцах за справедливость оттенок достоверности, но и, как отмечает Хуан Цзянь-е, «способствовали росту идей национализма, преломленных через искусство единоборств». По сравнению с прежними фильмами, где герои совершали чудеса, произведения в жанре кунфу изображали схватки более реалистично, и в них были представлены выходцы из разных социальных слоев.

Эта новая традиция 50-х годов была продолжена сначала в серии фильмов режиссера Чжан Чэ, посвященных Шаолиню, затем в 70-х годах — в произведениях Брюса Ли и Лю Цзя-ляна и, наконец, в последние годы — в кинокомедиях Само Хуна и Джэки Чана.

Но почему эта традиция нашла свое продолжение в Гонконге, а не на Тайване?

Хуан Цзянь-е высказывает мнение о том, что фильмы, регламентированные требованиями определенного жанра, в наибольшей степени зависят от уровня киноиндустрии и разделения труда, которое на Тайване отсутствовало. Другая причина заключалась в различиях социального фона. Жители Гонконга, оказавшиеся где-то посередине между британской колонией и своей исконной родиной, испытали на себе сильное влияние как традиционной системы ценностей, так и западной культуры.

Фильмы в жанре кунфу повествуют о долге и чести, и антицинская тематика могла иметь и «антибританское» звучание, подчеркивать значение традиций сыновней почтительности и благопристойного поведения.

В 90-х годах, когда гонконгский режиссер Сюй Кэ вернулся к теме национального героя Хуан Фэй-хуна, образ которого сохранялся в воспоминаниях детства жителей Гонконга, это предопределило всеобщее увлечение фильмами кунфу.

На протяжении многих лет эти фильмы пользуются устойчивой популярностью как в Гонконге, так и на Тайване. Они всегда были тесно связаны со своим временем, предоставляя зрителю возможность наслаждаться их достоинствами, а киноведам — источник суждений о социальной психологии данной эпохи.

Гонконгский писатель Ма Цзя-хуэй заметил как-то в одной из своих статей, что, если сравнить фильмы 60-х годов (например, «Однорукий»), произведения Брюса Ли в 70-х и «фильмы о героях» в 80-х годах, легко обнаружить, что эти три группы лент точно соответствуют изменениям в социальной жизни Гонконга на протяжении этих десятилетий.

«В 60-х годах, — писал он, — рядовой житель Гонконга мечтал стать «одноруким мастером меча» и настойчиво тренироваться для того, чтобы завоевать свое место под солнцем. В 70-е годы все хотели быть похожими на Брюса Ли, одолевающего заморских врагов и заявляющего: «Я уже не тот, кем был раньше!» В 80-е годы хотелось походить на «брата Ма», борющегося За то, чтобы вернуть себе благосостояние и общественное положение, которых его когда-то лишили».