«Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-05 (1992 )

— Ни в коем случае нельзя цепляться за устоявшиеся стереотипы, модели. Во многих случаях лучше начать с самого начала.

— С начала? Но ведь надо исходить из современных научных теорий.

— Не нужно пока думать об этих теориях, начать надо с признания фактов, полного признания, и исходить следует из них, из возможностей, демонстрируемых мастерами, а затем начать думать о том, что говорили о цигун в древности.

— А потом думать о том, как мысли древних перевести на язык научного мышления, верно?

— Гм… да, так.

Оуян Цзюэ улыбнулся и сказал:

— А могу я на правах друга задать вам очень интересующий меня вопрос: какими видятся в ваших глазах этот мир, Вселенная, природа, общество, такими же, как видят их обычные люди?

— И такими, и не такими, — ответил мастер тоном, который ясно давал понять: более конкретно он говорить не намерен.

— А как вы считаете, Лао-цзы еще жив? — Оуян Цзюэ изо всех сил старался, чтобы разговор продолжался.

— Все может быть. Кстати, жизнь ведь тоже понимается по-разному. — Вдруг Яо Цзю вскрикнул и стал рукой тереть голову.

— Что случилось?

Мастер продолжал растирать голову. Прошло несколько минут, он вздохнул и сказал:

— Один человек покончил жизнь самоубийством. У него был рак. Я говорил ему, что надо иметь веру, не совершать непродуманных поступков. Он меня не послушал. Только что он выпрыгнул из окна дома.

— Откуда вам это известно?

— Смотрите, видите, у меня на голове появилась большая шишка? Оуян Цзюэ подошел ближе: действительно, шишка была.

— Как это можно объяснить?

— Я связан энергетическими нитями с больными, которых лечу.

— Это вы говорите языком современной физики, которая, как мы выяснили, способна дать лишь отдаленное объяснение. А какова все-таки действительная причина?

— Пока ограничимся таким объяснением, — сказал Яо Цзю. Его взгляд затуманился, он что-то обдумывал. — Вообще-то я давно знал, что этим кончится.

— Почему же тогда вы не предприняли мер, чтобы предотвратить такой исход?

— Я сделал все, что мог. Но не все в силах человека, многое не в его воле.

Оуян Цзюэ про себя улыбнулся: «Да это очень интересно: говорить о цигун языком марксизма-ленинизма. Однако похоже, что сегодняшний ночной разговор подошел к концу. Чрезвычайно плодотворный разговор».

— Я хочу официально просить вас принять меня в свои ученики, чтобы постигать цигун, — сказал Оуян Цзюэ.

— Что ж, обучать вас цигун я не против, но давайте останемся друзьями, я не хотел бы, чтобы вы относились ко мне как к учителю.

— Но я говорю совершенно искренно.

— Я не могу взять вас в свои ученики.

— Почему?

— Это связано с кармическими условиями.

— А, понятно.

Видя, что Яо Цзю собрался встать, чтобы уйти, Оуян Цзюэ решил задать еще один вопрос:

— Как вы полагаете, НЛО — это оптические явления или реальные объекты?

— Реальные объекты.

— В таком случае есть и НЛО-навты?

— Есть.

— Сейчас существует еще и такая версия: НЛО — это аппараты не представителей других цивилизаций, а земного высшего разума, скрывающегося в глубинах Земли. Какая версия правильная?

— Обе верны, — сказал Яо Цзю, прощаясь. — У меня есть дело, надо торопиться.

— Что за дело?

— Посмотрите-ка на эту лампу, — улыбаясь, сказал мастер.

Оуян Цзюэ поднял глаза, вдруг погас свет. Через мгновение снова стало светло. В комнате было пусто, Яо Цзю исчез, оставив после себя только слабый аромат.

Знаменитый чань-буддийский храм в Гуандуне. Множество паломников. Вьется дым фимиама.

Перед сидящим в позе «лотоса» с опущенными веками и сложенными перед собой ладонями монахом с приветливым лицом стоят в благоговейной позе Оуян Цзюэ и профессор физики Ся Шан, приехавшие сюда для изучения некоторых непонятных явлений. На их вопросы монах отвечает очень кратко. Прежде он был простым, неграмотным, ничего не понимающим в буддизме крестьянином. Однажды, когда он работал в поле, перед ним неожиданно появился монах, который сказал ему: «Меня зовут Хуэй Нэн. Мне кажется, в тебе есть мудрость. Приходи ко мне в храм». Сказал и исчез, оставив крестьянина в полном недоумении. Несмотря на всю странность этого происшествия, он, однако, после некоторого размышления отправился в названный храм, находившийся в Гуандуне, за тридевять земель от его дома. Придя, сказал, что хочет найти Хуэй Нэна, который звал его сюда. Естественно, монахи сочли это бредом и попытались его прогнать. Но он настаивал на своем, и тогда на него просто не стали обращать внимание. Крестьянин решил обойти храм и вскоре увидел статую Хуэй Нэна.

— Вот он! Именно он и позвал меня! — После чего начал говорить. Монахи послушали и поняли, что простой человек такого сказать не может. После того как они задали некоторые вопросы, им стало ясно: крестьянину действительно являлся Хуэй Нэн. Его оставили в храме…

— Вы пришли сюда из Цзянси? — с почтением в голосе спрашивал Оуян Цзюэ.

— Да…

— Вы действительно видели Хуэй Нэна?

— Всякий может увидеть…

— Да?

— Если только в нем есть «корень мудрости»…

— Похож тот Хуэй Нэн, которого вы видели, на его статую в храме? — спросил профессор Ся Шан. Монах не ответил. Переглянувшись, Оуян Цзюэ и профессор не стали больше задавать вопросов, вышли из храма и пошли неторопливым шагом по улице. Стояла теплая южная зима.

— Похоже, ему действительно являлся Хуэй Нэн, — сказал Оуян Цзюэ.

— Почему ты так думаешь? — спросил Ся Шан.

— Совершенно неграмотный крестьянин, как он мог понять, что перед ним Хуэй Нэн? Едва прибыв в храм, как он мог вдруг заговорить на таком языке, откуда это знание сутр?

Профессор молчал, размышляя. Вскоре после того, как буддизм пришел в Китай, он разделился на восемь направлений. Чань-буддизм был одним из них, он получил наибольшее распространение в Китае, а затем и в Японии. При пятом чаньском патриархе Хун Жэне, как гласит легенда, произошла такая история. Желая выбрать преемника, Хун Жэнь велел ученикам сочинить по гимну-четверостишию. После того как старший ученик, Шэнь Сю, зачитал свое, никто не осмелился состязаться с ним, и только Хуэй Нэн, ставший учеником совсем недавно и не умевший писать, попросил товарища записать его стих. Патриарх предпочел Хуэй Нэна, тайно передал ему свою ризу и отправил на юг, чтобы уберечь от преследования со стороны Шэнь Сю. Впоследствии чань-буддизм разделился на северную и южную ветви. Северную возглавил Шэнь Сю, южную — Хуэй Нэн. Северная ветвь выступала за постепенное просветление, южная — за мгновенное озарение. Со временем северный чань-буддизм пришел в упадок, южный же, напротив, расцвел, получил развитие, а Хуэй Нэн, шестой патриарх, занял важное место в истории китайского чань-буддизма.