Журнал «Знание-сила» - Знание - сила, 1998 № 05(851)

Ни Новгород, ни Ладога не знали лаптей. Тут ходили в кожаной, мы бы сказали фирменной, обуви. Но когда археологи раскрыли мастерскую средневекового сапожника, то в самом верхнем ее слое обнаружили пару стоптанных московских лапоточков.

Оккупант переобулся прямо в мастерской.

И мастерской не стало.

По Писцовой книге 1568 года, в Ладоге сто двенадцать тягловых, то есть платящих в казну подати дворов. Живут в них рыбаки и рыботорговцы, хлебники и калачники, портные, сапожники, кузнецы и горшечники. Есть даже портомои (прачки мужского пола, ибо на Севере стирка дело тяжелое, а зимой и вовсе неженское). Зарабатывают на жизнь — и себе, и государству! — щепетинники. Это те, кто изготовляет дранку для кровли, рубит гонт и лемех для куполов церквей, а из тончайшей осиновой стружки свивает цветы на Вербное воскресенье и Пасху. Исправно платят налоги два гусельника и один скоморох.

А через четыре года, в 1572, тягловых дворов лишь около тридцати. Это в 1570 и 1571 погуляли опричники Ивана Грозного.

Тридцать вместо ста двенадцати — значит, скорее всего не пощадили ни одного, выжгли город дотла. Но уцелевшие ладожане за год сумели отстроиться. Среди них — все те же два гусельника и один скоморох. А если жив скоморох, должно быть живо и предание.

• Евгении Рябинин на стене любшинской крепости.

Октябрь 1997 года

Увы, в народной памяти до наших дней удержалась лишь местная, очень древняя топонимика: Победище, Княщина, Парамонов ручей, Висельник, Плакун, Морьещина, Велеша, Любша, Поляша (или Поляша)... Но о чем говорят эти названия, спрашивать надо не у местных крестьян, а у историков и языковедов.

Ходаковский в 1820 году сообщил в «Сыне Отечества», что хочет раскопать «Олегову могилу». Но к сопке Ходаковского имя «Олегова могила» пристало не раньше конца XIX века, когда генерал-полковник и археолог Николай Ефимович Бранденбург выпустил том староладожских исследований. 1де и обронил такое вот наблюдение о раскопанной Ходаковским сопке: «Курган поражает своей выдающейся величавостью, не имея далеко кругом себе соперников, и при взгляде на него невольно приходит в голову поэтическая легенда новгородской летописи о смерти и погребении где-то здесь, в окрестностях на Волхове, Олега Вешего».

С позиций нынешнего дня генерал был историком-дилетантом, но артиллерист-то он кадровый. Глаз на местность у него по-мандельштамовски «хищный», то есть профессиональный.

С очень большой долей вероятности мы можем полагать, что перед нами именно Олегова — без всяких кавычек — могила. Своим исключительным местоположением она выделяется среди прочих сопок и курганов. Это центральная насыпь Урочища Сопки, или, как еще недавно говорили ладожане, — Морьещины. (Ударение на первом слоге.)

Этот топоним сотрудница музея Гузель Николаи услышала в начале семидесятых от бабы Насти, первой сторожихи тогда только что созданного Староладожского музея. Фамилия бабы Насти ныне уже забыта. Помнится только, что именно баба Настя первой принесла в музей свою прялку, едва ли не лучшую в нынешней коллекции.

Бабу Настю никто не расспрашивал о местной топонимике. Просто однажды она шибко ругалась на кого-то, кто подкопал ее картошку в этой самой Морьещине. На вопрос, а где же растет картошка, сторожиха уточнила, что «там, где мертвые». Что тоже было ценным свидетельством: кто похоронен в сопках, ладожане не помнят, но что сопки — именно погребальные насыпи, знают даже дети.

По Морьещине протекает Морев ручей. За ним лежит, соответственно, Заморье.

В Новгородской летописи читаем: «Шел Олег к Новгороду, а оттуда в Ладогу. Иные же говорят, что идущего его за море и ужалила змея в ногу. И оттого разболелся и умер. И есть могила его в Ладоге».

В переводе особенно отчетливо звучит, сколь странно летописцу само упоминание о каком-то несостоявшемся походе престарелого Олега «за море». Дело в том, что Олег никогда не ходил в походы на север или запад. Только на юг Но летописец честен и не считает возможным опустить малодостоверное свидетельство.

Логично допустить, что в данном случае произошла какая-то смысловая подмена. И нетрудно догадаться, какая именно: «за морс» — это Заморье, то сеть место за городом мертвых, за сопками Морьещины. Тогда путь Олега вдоль Волхова обретает единый вектор: Новгород — Ладога — Заморье.

Как же назывался следующий за Морьещиной пункт ладожской топографии? Да так же, как и сейчас, — Велеша.

• Олегова могила

Только ныне это мирная деревенька, а во времена Олега — капище Велеса.

Известно чешское, записанное еще в XV веке проклятие. Как у нас человека могут посылать «к черту», а могут и «к богу», так у славян посылали «к Велесу за море». Но то, что в позднем средневековье было ругательством, во времена Олега таковым, разумеется, не являлось. «К Велесу за море (или в Заморье)» — языческая идиома, эвфемизм смерти. Ведь капища Велеса вымазаны кровью человеческих жертвоприношений. Но тогда очевидны смысл и логика древней саги, ставшей материалом для летописца. В саге, сочинении устном и сугубо языческом, говорилось, что Олег шел в Новгород, а оттуда в Ладогу. А из Ладоги он шел за Морев ручей, к Велесу за море...

Искал смерть, понимая, что дело его жизни сделано, и на- I до, как было обещано, уступить власть Игорю? (Между прочим, тому уже под сорок!) Хотел взглянуть в желтые немигающие глазки собственной, тридцать три года как напророченной волхвами гибели, чтобы, выдержав взгляд рока, вернуться в Киев и «побить волхвов», начав, разумеется, с местных, ладожских?

Последняя формула взята нами из Архангелогородской летописи. Увидев череп кони, Олег произносит: «Воистину солгали мне волхвы наши. Да вернувшись в Киев, побью волхвов!»

Побить волхвов — это серьезно. Язычнику такое, пожалуй, и в голову нс придет. Даже если он князь или конунг. А если пришло, значит, вино старой веры уже прокисло. И самое время заменить веру. Ну как оступившегося коня, что ли.

Но коня меняют на другого, а волхвов после их избиения на других уже нс поменяешь. Казнь волхвов равносильна казни богов.

Итак, «побью волхвов» — последнее намерение и последние слова Олега. Слова эти тем удивительнее, что тоже содержат в себе пророчество. Круг замкнулся: волхвы предсказали смерть князя от коня, вещий князь предсказал гибель волхвов от княжеской десницы. Князь ждал тридцать лет и три года. Волхвам тоже придется подождать. До крещения Руси еще семь с половиной десятилетий.