Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 07 (841)

Сергей Юрский

Сперва мне было просто интересно на него смотреть. Его называли Витей, и сам он представлялся попросту — Витя. При этом в большом многодневном собрании молодых и немолодых ученых по еле уловимым признакам чувствовалось, что к нему относятся, как к «мэтру», как к специалисту высшего порядка.

Дело было в Дилижане, в Армении, на традиционной школе биоэнергетики Московского университета. Кроме основной ежедневной работы, была еще добавочная научно-художественная программа. Вот в ней-то мы и участвовали ныне покойный Натан Эйдельман — как историк, Фазиль Искандер — как прозаик, Юлий Ким — как шансонье, я — как человек театра и Виктор Шварцман — астрофизик.

Я не очень легко схожусь с людьми С Виктором сошлись сразу. Не помню, о чем мы говорили. Но помню, что было радостное свежее чувство от общения с ним. Совершенное отсутствие пустословия, ясная проникающая мысль, четкая речь, сосредоточенное внимание к теме разговора, сколь бы высокой или низкой она ни была.

Я пошел на его лекцию. Сперва пытался понимать и даже записывать. Потом бросил — не по зубам. Но не ушел, не заскучал. Если смысл и доказательства были не для меня, то интонация, пластика — тут я понимал, и именно они доставляли мне колоссальное удовольствие. Я помню его фразу: «После первого часа я буду отвечать на вопросы. Форма вопроса любая. Но, чтобы не перейти в дискуссию, договоримся — на первый вопрос отвечаю, на второй — нет».

Мне очень понравилась формулировка. Он не сомневался, что каждый его ответ вызовет желание задать новый вопрос. Но еще больше мне понравилась интонация — смачно говорил, как будто спелый плод надкусывал. И еще... выражение таз понравилось. Я вдруг увидел, что он азартен.

Кончилась «школа». Повеселились, попели на последнем банкете и разъехались. Десятки людей искренне позвали друг друга в гости и обменялись адресами. Но, как всегда, это вовсе не обязывало к реализации намерений. Сколько адресов записывается, а потом теряется!

С Виктором Шварцманом нас не связывала ни профессия, ни общий круг знакомых, и жили мы очень далеко друг от друга. Но вот странное дело — все состоялось! Мы успели повидаться и на его, и на моей территории. Мы не потеряли адреса. Потому что не забылась та мимолетная, внешне ничем не примечательная встреча.

Мой театр был на гастролях в Ставрополе. Случайно выдались два свободных дня, и я двинулся за двести километров в Нижний Архыз, к Шварцману в обсерваторию. Были на телескопе, ходили к коллегам, слегка выпивали. Я дал концерт. Но главное — говорили, перескакивая с внеземных цивилизаций к «черным дырам», а от них — к черным дырам в душе, об этом, наверное, больше всего. И опять Витя источал бодрость, четкость, ясность — самые положительные эмоции. Он звал меня приехать зимой кататься на лыжах и писать (я жаловался ему, что не нахожу необходимого для работы уединения). Я спросил его, не томит ли здесь постоянная оторванность от мира? Он определенно сказал: нет. Я поверил. У него была колоссальная внутренняя наполненность и самодостаточность. Мне показалось, что в нем великолепно осуществилась идея творческого покоя как фундамента вдохновения.

Думаю, что не только показалось. Так и было. В нем было сочетание разума, вдохновения и душевного здоровья. Это правда.

Но, оказалось, не вся правда. Было не только это. Как я узнал позже, были все усиливающиеся депрессии, были тяжелые разочарования и кризисы. Была и мысль о самоубийстве. Теперь я вспоминаю, что тогда в Зеленчуке эта тема мелькнула, но так теоретично, так рационально, что я счел это разбором предложенной мной ситуации — я задумывал сценарий о самоубийце.

О смерти Виктора я узнал только в 90-м году. Меня потрясло то, что он сам решил свою судьбу. Меня потрясло, может быть, еще больше, что уже давно нет на свете этого выдающегося человека, а я и не заметил.

Теперь я ясно вспоминаю его визит ко мне, в театр имени Моссовета. Я повел его на репетицию, потом показывал ему кулисы, гримерные, всю «изнанку» театра. В его реакции было много наивного, почти детского любопытства. Договаривались, что в следующий приезд он прочтет для актеров лекцию о поисках внеземных контактов. Конечно, говорили об НЛО. Он отрицал (в этот раз, как и прежде) мистические (они же — мещанские) ожидания чуда. Но насмешки не было в его интонации. В его отрицании была все большая печаль. И тогда встал вопрос о Боге. Я задал ему этот вопрос. И он ответил. Он подробно и серьезно высказал свое мнение.

Ужасно, но я не помню ответа. Я помню только интонацию. Нет, нельзя позволить себе выдумывать. Я забыл его ответ.

Но никогда не забывал и не забуду самого Витю Шварцмана, человека, обладавшего теплой внутренней силой, великим разумом и ясными глазами. •

Викторий Шварцман

29 апреля.

Время неизменно реализует мои замыслы, но злоупотребляет правом использовать меня в качестве заложника.

3 мая.

Я — школьникам: «Есть лишь две популярные статьи о черных дырах — в «Знание — сила» — Цветкова, и в «Земле и Вселенной» — Уиллера и Руффини. Статья Уиллера тоже популярная, но — для другой популяции».

18 июня.

О рождении частиц и предметов.

Удивительность (парадоксальность) физики элементарных частиц — это их рождение из пустоты (например, особенно отчетливо — в электрическом поле) и их взаимные превращения. Здесь речь идет о качественно новой грани природы: ведь эти частицы не содержались в предыдущих (фотон — в атоме, электроны — в сталкивающихся протонах и тому подобное). Необходимо лишь обеспечить выполнение определенных законов сохранения (энергии, импульса, заряда), а дальше действует теория вероятностей.

Рождаться могут не только сами элементарные частицы, но и их комплексы — например, Не 4. Поэтому в принципе могут рождаться «из пустоты» не только частицы, но и предметы.

Здесь два аспекта. Один — полуфантастический, частично реминисцирующий «Солярис»: можно ли мыслить в принципе рождение высокоорганизованной материи? Какие условия для этого нужны (запреты)? Ведь энергия для рождения человека (10 эрг) не так уж далека от энергии водородной бомбы. Может ли подобный процесс быть не вероятностным?

Второй вопрос — философский: каким образом в пустоте может возникать частица с фиксированной массой, зарядом и другими характеристиками? Не естественно ли для этого привлекать «сопряженное пространство» типа дираковского?

20 июля.

Математика — это игра, где особенность заключается в том, что вводят основные понятия, аксиомы и правила действия однозначным образом, а потом занимаются извлечением следствий. При этом все вышеперечисленное вводится раз и навсегда. Разумеется, одна и та Же аксиома может в разных играх быть разной (или даже вообще не вводиться — геометрия Евклида—Лобачевского- Римана), но существенно, что в пределах одной игры выполняются одни и те же правила.