Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1997 № 08 (842)

Да, пожалуй, это уже нечто большее, чем просто «мифология для Англии». Известный английский лингвист и литературовед профессор Томас Шипли в своей книге «Дорога в Срединные Земли», посвященной творчеству Толкина, замечает, что «древнеанглийские эльфы, орки, энты, эттены и восы стараниями Толкина вновь стали достоянием народного массового сознания, как и более привычные гномы..., тролли... и выдуманные Толкином хоббиты. Большего нельзя было и ожидать»: древняя реальность стала игровой мифологией не только для Англии, но и для всего современного мира, с легкостью вошла в каждый дом на страницах книг фэнтэзи с яркими монстрами на обложках, в мегабайтах компьютерных игр, в километрах видеопленок.

— Тропа через перевал в горах

Наверное, какие-то предпосылки всему этому были действительно созданы именно Толкином в 1954 году (а не Моррисом, Говардом, Лавкрафтом или Дансейни, которые, каждый по-своему, писали, на первый взгляд, в близком или подобном жанре задолго до «Властелина Колец»). Ведь даже сейчас, более сорока лет спустя, редко какая английская или американская книга фэнтэзи в аннотации на обложке обходится без замечания типа: «Этот роман почти так же хорош, как “Властелин Колец” Толкина». Не один и не два автора, чьи многочисленные книги украшает подобная надпись, издавая каждый год новый, «почти такой же хороший» роман, стяжали себе и громкое имя, и разнообразные премии, и награды, и место в литературе (разумеется, в жанре фэнтэзи).

Вот здесь мне и хочется остановиться, сделать зарубку на память, отметить казалось бы, не слишком значительный факт: Толкин начал слагать свой «легендариум», как сам он его называл, задолго — примерно за сорок лет — до выхода в свет «Властелина Колец», и все эти годы выяснял, совершенствовал, шлифовал сюжеты легенд, поначалу не предназначавшихся к изданию вовсе и так и не сложившихся в законченную книгу при его жизни. Да и после того как трехтом- ная эпопея о Войне Кольца была издана и принесла Толкину невиданный литературный успех, за девятнадцать оставшихся ему лет он не опубликовал более ничего, что имело бы отношение к миру, явившемуся со страниц его эпопеи, продолжая тем не менее работать над своим «легецдариумом» непрерывно. Более того, и теперь, когда Кристофер Толкин издал в 12-томном собрании черновики своего отца, об этом можно сказать с уверенностью — даже думать о каком бы то ни было сюжетном или жанровом продолжении эпопеи, которое, без сомнения, были бы просто обречено на неизбежный успех, Толкин особенно не пытался: набросал только первый десяток страниц новой повести (под названием «Новая Тень») и сразу же сделал вывод: «Я бы мог написать триллер [на тему продолжения «Властелина Колец»] — но это был бы всего лишь триллер, не более того. Не имеет смысла» (цитата из письма Толкина к К. Бэйли).

Однако «Властелин Колец» (вместе с легендами, из которых эта книга явилась, вместе с многотысячелетней историей Трех Эпох Мира, предшествовавших Войне Кольца) поистине был (и остается) чем-то гораздо большим, чем «просто триллер»,— по крайней мере, для его создателя. И, разумеется, мы можем спросить: чем же?

«Некогда... я задумал создать цикл более-менее связанных между собой легецд — от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной истории — так, чтобы великие мифы принадлежали земле меньших сказаний, а эти последние, в свою очередь, черпали великолепие из великих легенд... Я хотел, чтобы предания эти несли в себе ясный, холодный дух Северо-Западных европейских сказаний... чтобы они обладали волшебной, неуловимой красотой, которую некоторые зовут кельтской (если бы только я сумел этого достичь)... и чтобы при этом они были «высоки», очищены от всего грубого, вульгарного, непристойного и обращены к более зрелым умам земли, проникнутой поэзией издревле. Важнейшие из легецд я представил бы полностью, а многие другие наметил бы лишь схематически — и объединил циклы в некое величественное целое... Вот абсурд!» — писал Толкин М. Ваддману.

Абсурд? Ненужная сложность?

Набросок Толкина (обложка для первого тома «Властелина Колец»

Но живой, истинный мир должен иметь свою мифологию, память, песни, легенды, потому что его история должна говорить, звучать — и потому он должен обрести свои языки, знаки, мифы и имена.

Более полувека Толкин всматривался в его ускользающие очертания. «Создание языков — это основа всего. Скорее, «повествования» нужны мне для того, чтобы явился мир, подходящий для их языков, нежели наоборот. Сначала приходит имя, а история следом. Хотел бы я написать ее по-эльфийски» (цитата из письма Толкина к американским издателям Houghton Mifflin Со.). На бумагу рядом со страницами «легендариума» ложились этимологии, история древних языков, вплетенная в циклы сказаний, эхо произнесенных слов, варианты легенд... Одно и то же предание записывалось таким, как его помнили Бессмертные, и таким, как рассказывалось у Людей, забывших свое родство, и таким, как было записано в книгах древних союзников Эльфов — не потому, что того настоятельно требовал какой-то сюжет, а потому, что такова суть истории Мира, Земли, которую Эльфы зовут Ардой.

Кажется, именно возле этой черты литературоведческий метод теряет свою эффективность: как правило, представления о сути миропорядка и о природе вещей подлежат ведению иных дисциплин. Толкин верил, что творения человеческой фантазии, воплощенные результаты духовных исканий не только отражают известную нам реальность, но в каком-то смысле воздействуют на нее: «Я не думаю, что вообще кто-нибудь из нас понимает силу великих легенд... Но материя мифов — взрывчатое вещество: то тлеет едва, согревая душу ровным, спокойным теплом; а то вдруг, получив некий импульс, взрывается, сокрушая порядок даже в реальном мире»,— написал он в своей неоконченной повести «Записки клуба “Мнение”».

Один из корреспондентов Толкина, Питер Хастингс, выражая в письме восхищение эпопеей «Властелин Колец», тем не менее спрашивал, не переступил ли автор в своей книге неких «границ в метафизическом плане»: сам Хастингс предполагал, что «человек искусства, творец, не должен искать иных путей, кроме тех, которые, как известно, уже были использованы Творцом, Создателем».

Толкин ответил: «Я считаю, что использование иных путей, нежели те, «что уже были использованы», и есть основная задача искусства — это возможность, данная нам в безграничной свободе Творца, и воистину одно из ее проявлений».