Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1998 № 08 (854)

Если мутантные линии дрозофил уничтожены, если в растениеводстве, в животноводстве, в глубоких науках, в медицине — нигде нет ни истинной генетики, ни цитологии, то где же учиться? Все совершенно ясно. Провал между наукой и образованием оказался колоссальным. Восстановление преподавания генетики началось в Москве, в Ленинграде, а вся остальная страна? Там же лысенковцы сидели и держались за свои места, и партийная система их поддерживала.

Кроме того, с 1951 года министром высшего образования был Столетов, гнусный тип, предавший Вавилова, подбивший Туланкова, служивший Лысенко, бывший одним из авторов его доклада. Какое же могло быть высшее образование в стране, если во главе его стоял Столетов?! Существует и такая вещь, как «подбор кадров»: кого оставлять в аспирантуре, кого брать на какую должность... Отсюда мы имеем по сей день трудную ситуацию в руководстве нашей наукой. «Время релаксации» — время восстановления — поколения, не одно, не два.

Сейчас появились и молодые начальники, но им же нужно все время догонять и быть не хуже прочих, и они гордятся, они счастливы, если их работы «одобряют» мальчики, юные организмы в Америке. Посмотрите на них где-нибудь на симпозиуме в Калифорнии — демократичные, легкие, молодые, в белых рубашечках, как непринужденно они беседуют с Джонами и Джорджами, а здесь они что из себя представляют?

Вот вам и преемственность... Птицы с одинаковыми перьями собираются вместе, как говорят англичане. Они и собрались, и еще долго-долго будут собираться вместе. По-прежнему у них в голове идея нашего заведомого отставания, нашей зависимости от... Это — действительное состояние дел.

Е.П.:— Какова же ситуация с научными школами в биологии на сегодняшний день?

С.Ш.:— Вообще процесс формирования научных школ идет постоянно, но сейчас нет ни одного из высоких научных начальников, кто бы мог создать свою школу, по причинам, о которых мы только что говорили. Например, был у нас вице-президент Академии наук Юрий Анатольевич Овчинников, получивший образование как раз в реакционное время на химфаке. Своенравно, не без талантов, железной рукой он делал только то, что делают за рубежом. Как куда поедет—приедет очумелый: все прекратить! Вот что надо делать! Из следующей поездки приедет — опять: все прекратить! Другое будем делать! Потому что каждый раз он узнавал там что-то неожиданное для себя. Когда в зарубежных статьях на нас ссылаются, мы счастливы, боже мой! На нас ссылаются! Нам достаточно ссылок в статьях, чтобы раздуться от ощущения своего авторитета. У нас теперь гордятся индексом цитирования, потому что — раболепие. Но имя так не делается. Имя-то остается не по индексам цитирования, а по идеям и результатам.

Идеи — есть, но не у больших начальников. Появляются нормальные люди со смелой мыслью, которые так и остаются в кандидатах, а боссы могут их снисходительно «трепать по голове».

Е.П.:— Какие еще характерные черты сегодняшней ситуации вы бы отметили?

С.Ш.:— Сегодня мы вообще находимся на грани жизни, хотя понятно, что сегодняшний развал науки — это принципиально иная ситуация, нежели тогда. Сейчас имеет место очень интересное явление, эдакое положительное следствие отрицательных обстоятельств. Наши люди находятся во всех лабораториях мира, и это — замечательно, только пресмыкаться не надо. Мы их посылаем туда «на сохранение». Надо их вернуть и пусть «рожают» тут. И это уже происходит. Вернулся биофизик Виктор Николаевич Морозов, пять лет пробывший профессором Нью- Йоркского университета. Он там варил сухие супы в стакане, а все полученные деньги потратил на оборудование, привез сюда контейнер приборов и сейчас разворачивается. Движение уже начинается. Я вообще убежден, что мы неистребимы, вопрос только в том, когда это начнет вылезать на поверхность.

Н.М.:— А если попытаться представить себе, что не было Лысенко, не было репрессий, наша наука и сельское хозяйство могли бы подняться на высокий уровень?

С.Ш.:— Если бы остались живы Вавилов, Карпеченко, Говоров, Левитекий... если бы дали работать Жебраку, если бы работал Рапопорт, если бы не затравили Эфроимсона, если бы Дубинин работал спокойно, не в качестве приспособленца, если бы... то, конечно, нам бы не было равных!

Я считаю, что именно разгром науки, разрушительные удары, которые нанесли большевики по всем ее фундаментальным отраслям, явились истинной причиной распада СССР.

Михаил Голубовский

«Загнивающий капитализм на империалистической стадии своего развития породил мертворожденного ублюдка биологической науки, насквозь метафизическое, антиисторическое учение формальной генетики».

6 марта 1947 года «Ленинградская правда», статья И.Презента

«Додуматься до представлений о гене как органе, железе с развитой морфологической и очень специфической структурой может только ученый, решивший покончить с собой научным самоубийством. Представлять, что ген, являясь частью хромосомы, обладает способностью испускать неизвестные и ненайденные вещества — ...значит заниматься метафизической внеопытной спекуляцией, что является смертью для экспериментальной науки».

С.С. Перов,

выступление на сессии ВАСХНИЛ

1948 года

«История развития менделевской науки о наследственности с необычайной наглядностью демонстрирует связь науки при капитализме со всей растленной идеологией буржуазного общества».

А.Н.Студитский, статья «Мухолюбы-человеконенавистники», 1949 год

• «Всем машинисткам и женщинам вообще своевременно будут выданы солдатские кальсоны».

Булгаков.

• «Вы сеете по всему культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм...»,

И. Павлов.

• «Мы напрасно пытались представить себе какую-либо систему, по которой шел отбор к банкетным столам».

У. Бэтсон.

В прошлое давно пути закрыты

И на что мне прошлое теперь?

Анна Ахматова

• Николай Иванович Вавилов

«...Он идет по особому, им намеченному направлению и является одновременно генетиком, географом, систематиком и физиологом растений. Его открытие гомологических рядов, капитального нового закона наследственной изменчивости имеет неисчислимые последствия».