Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1998 № 07 (853)

Последняя тема для большинства читателей — нечто вроде спора, кто выше — царь или патриарх. Спора, который обернулся ссорой. Попытаемся и мы подойти к этой теме с точки зрения законов... обыкновенной ссоры. Здесь трудно удержаться от аналогий, поэтому в помощь возьмем знаменитых гоголевских миргородских помещиков Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.

Итак...

У каждого, даже литературного, события есть свои масштабы. Происшествие с Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем привело, как известно, к сильному смятению дворянских умов в Миргороде. Ссора Алексея Михайловича и патриарха Никона вызвала страшный сумбур в масштабах побольше — всего Московского государства. Вот лишь отдельные проявления этого всеохватывающего брожения.

...Среди множества стругов Степана Разина, плывущих вверх по Волге, был один, затянутый черной материей. По преданию, на нем вместе с грозным атаманом плыл ускользнувший из заточения Никон. Разина мало волновало то обстоятельство, что, с точки зрения раскольников, каких немало было в его войске, опальный патриарх повинен в гонениях на старую веру. В стоустной народной молве Никон пострадал от бояр. Потому присутствие струга с Никоном амнистировало движение, придавало ему нравственную и религиозную правоту: восставшие шли вместе с патриархом «освобождать» государя от бояр-изменников. Так «ссора» расшатывала социальный порядок.

С удалением Никона в великое неустройство пришла церковь. Она лишилась твердого управления, под сомнение была поставлена правомерность церковной реформы, надеждам раскольников на возвращение к святорусскому благочестию было придано новое дыхание. Так «ссора» привела к брожению умов, к ослаблению нравственных креп, наконец, позиций самой церкви.

Разрыв с Никоном тяжелым грузом лег на сердце Алексея Михайловича, вызвал бурю чувств, диапазон которых — от покаяния до бурного негодования. Происшедшее придавало эмоциональную окраску чуть ли не каждому правительственному решению Алексея Михайловича, а значит, так или иначе влияло на само решение. Так «ссора» стала достоянием политики, повседневной жизни и душевного настроя политиков.

Портрет Алексея Михаиловича

Портрет патриарха Никона

По воле Гоголя история приятельства двух миргородских помещиков до их знаменитой ссоры осталась почти неизвестной. Иначе обстоит дело с Никоном и Алексеем Михайловичем. Источники позволяют проследить историю их сближения, она впечатляет. С самого начала царь испытывал духовную потребность в общении с Никоном. В Москве Тишайший постоянно встречался с ним, обязав даже являться по пятницам с жалобами на творимые приказными и «сильными людьми» беззакония и обиды. Эти жалобы в изобилии стекались к Никону, архимандриту Новоспасского монастыря, по дарованному ему праву доводить их до государя. Биограф Никона сообщал о толпах просителей перед монастырскими воротами и рассмотрении государем дел по челобитьям вместе с Никоном прямо в церкви. То был скорый и милостивый царский суд, немало способствующий созданию образов доброго государя и ревностного пастыря, защитника всех обиженных.

Фигура Никона, его взлет и значение в истории будут не вполне понятны, если мы не увидим его на красочном фоне напряженной духовной и общественной жизни XVII века.

Лучше всего, пожалуй, об этом рассказал в своей книге «Русское старообрядчество» С.А.Зеньковский (1907—1990) — крупный славист, представитель первой волны русской эмиграции, специалист по истории духовной культуры России. К его книге мы и обратились, чтобы — пусть выборочно и очень коротко — но все-таки напомнить об основных особенностях и вехах церковного движения этого времени.

Бесчинства иностранных армий на территории России во время Смутного времени, когда они, пользуясь сначала поддержкой лже-Дмитрия, а потом польского и шведского правительства, не стеснялись осквернять русские храмы и оскорблять русское духовенство, несомненно, способствовали развитию национально-религиозной реакции среди духовенства, правительства и культурной элиты.

„Лавра, где в эти годы жил Неронов{* Иван Неронов, вологодский уроженец, ученик Дионисия, вскоре начал самое большое в русской истории религиозное движение.}, была центром культурно-духовной обороны от иностранных влияний. Два главных антипротестантских полемиста того времени — князь Иван Хворостинин, автор «Изложения на лютеры, кальвины и прочия блядословцы», и Иван Наседка — автор «Изложения на Люторы» и «Сборника о почитании икон», были тесно связаны с лаврой. Поэтому, уже придя в лавру с твердым решением бороться за чистоту и славу церкви и оказавшись в самом центре русской духовной и апологетической работы тех десятилетий, Неронов мог еще больше укрепить свою решимость отдать все свои силы делу защиты православия.

...Поколения русских подвижников находили спасение в монашестве, вечной молитве, духовном самоусовершенствовании и единении. Неронов же как бы рвет с традицией и ищет спасения, спасая других. Вместе с ним приходит другой, новый стиль русского подвижничества и религиозной деятельности, направленной не па личное спасение, а на улучшение жизни церкви, поднятие духа русского православия, проповеди среди народа. Уже до прихода в лавру он старался бороться со слабостями русского духовенства и церкви. Теперь же, под влиянием Дионисия и, может быть, по прочтении произведений Максима Грека о проповеди Савонаролы и более детально изучивши трагедию Смутного времени и религиозно-национальный подъем 1612 — 1613 годов, Неронов мог только еще больше утвердиться в своем стремлении спасти Третий Рим от дальнейшего падения и еще больше почувствовать личную ответственность за судьбы страны и веры.

...Выбор Нероновым или Дионисием Нижнего Новгорода как центра деятельности начинающего молодого священника был, несомненно, очень удачен. Это был не только один из старейших городов Поволжья, но и наиболее значительный политический и торговый центр этой части Руси.

Осевши в Нижнем Новгороде, в своем маленьком храме, который так подходяще для его работы назывался храмом Воскресения Христова, Неронов начал совсем необычный для русского священника того времени тип церковного служения. Он не ограничивал, как это было обычно, свою деятельность церковными службами, исполнением треб и направлением духовной жизни прихожан, а начал проповедовать и разъяснять смысл слова Божия. В начале семнадцатого столетия проповедь была почти что неизвестна на Руси, хотя в домонгольское время русская церковь создала целую школу проповедников, среди которых выделялись такие мастера слова и знатоки священного писания, как митрополит Иларион, Кирилл Туровский, Климент Смолятич, Лука Жидята, Серапион Владимирский. Монгольское нашествие подорвало не только политическое и хозяйственное положение Руси, но и ее духовную культуру, и ко времени возвышения Москвы слово Божие уже совсем не проповедовалось в русских церквах. Поэтому деятельность Неронова по объяснению смысла учения Христа была чем-то совсем необычным и даже революционным для церковных нравов Руси того века. Проповеди этого нового и «революционного» священника не носили отвлеченного характера и были доступны каждому посетителю и прихожанину храма.