Журнал «ЕСЛИ» №10 (#200), 2009 г.

Точно так же не мог предположить и Данте Алигьери, будто благонравный, по его мнению, поступок (драть за волосы грешную душу, вмороженную в ледяное озеро Коцит, пока та не огласит свои грехи) покажется спустя столетия настолько мерзким, что читателю придется предположить ради оправдания рассказчика все ту же покаянную самоиронию.

Мне могут возразить: дескать, в случае с Мими фактор времени отсутствует. Да, отсутствует, но только в физическом смысле. Со времен Герцена известно, что население России живет в разных эпохах. Ничтожное меньшинство более или менее соответствует современности. Что же касается воззрений подавляющего большинства, то они, увы, зачастую отдают неолитом.

Потому-то один и тот же текст может смотреться совершенно по-разному: воспринятый широким читателем, он звучит вполне серьезно; попав же на глаза литературоведу, обретает ироничность.

Насколько я слышал, филологи уже защищают по Мими диссертации, но темы этой касаться не намерен, поскольку, во-первых, она выходит за рамки данной статьи, а во-вторых, там черт ногу сломит.

И наконец под занавес свое мнение обнародовал тот, с чьего прогноза, собственно, все и началось. Статья Кирилла Еськова, жутковато озаглавленная «То ли еще будет», посвящена в основном грядущим событиям, причем создается впечатление, что шимпанзе для автора - пройденный этап. О прочих крупных приматах он упомянул лишь единожды - в связи с недавно открытыми случаями тотемизма среди горилл (в джунглях обнаружено стадо, считающее своим предком человека).

Касательно самого романа, Кирилл Юрьевич повторил ставшую расхожей мысль о неудовлетворительном качестве перевода, но, в отличие от предшественников, наглядно продемонстрировал, в чем именно эта некачественность заключалась. На его взгляд, Элеонора Концевая не имела права заменять неологизмы, создаваемые Мими, расхожими литературными оборотами. Так понятие «меч» шимпанзе передает синтетическим жестом «ножик-падка», а «шлем» у нее обретает поистине сервантесовские очертания - «голова-тазик». Кстати, комбинация пальцев, означающая «грязь», как, вероятно, понял читатель из приведенного выше диалога Роджера и Люси, на всех языках, используемых обученными приматами, имеет еще и второе значение - «экскременты». То есть само название романа представляет собою явный эвфемизм, что тоже целиком и полностью лежит на совести Элеоноры Концевой.

Похожие речевые особенности мы наблюдаем у детей четырехлетнего возраста, чей ограниченный словарный запас заставляет их постоянно прибегать к языкотворчеству в духе эгофутуризма («пролил» и «водичка» дают в итоге неологизм «проличка», и т. п.).

Разумеется, буквальный (пожестовый) перевод того, что было преподнесено публике в качестве романа, вряд ли бы заинтересовал массового читателя, зато обрел бы научную ценность.

Автор статьи убежден, что главные открытия ближайшего будущего ждут нас именно в области разработки языков-посредников, дающих возможность вступить в контакт с представителями животного мира. С удовлетворением отметив, что единство принципов эстетического восприятия у всех человекообразных, включая человека, можно теперь во многом считать доказанным, Еськов ошеломляет нас очередными сводками с фронтов экспериментальной этологии. Оказывается, в Австралии вот-вот будет расшифрован язык движений кошачьего хвоста, а в Берне мышей почти уже научили пищать азбукой Морзе. Группа исследователей в Тамбовской области четвертый год изучает морфологию волчьего воя.

В целом статья звучит мажорно и тем не менее наводит на тревожные раздумья. Известно, скажем, что в процессе контакта двух языков оба становятся беднее грамматически. Участники диалога вынуждены упрощать собственную речь, чтобы быть понятыми собеседником («твоя моя не понимай» и т. п.). Жутко помыслить, какой ущерб наносится сейчас родной грамматике англоязычным влиянием. Достаточно указать на грозящую нам утрату категории рода (женщины начинают говорить о себе: «я пошел», «я сказал»).

Поэтому хотелось бы в этой связи предварительно убедиться, не нанесет ли русскому языку вреда предстоящее общение с волками - и, главное, не будет ли в результате такого общения обеднен волчий вой.

В данный момент слава Мими помаленьку идет на убыль. Все-таки для того, чтобы стать по-настоящему раскрученным автором, один роман - это очень мало даже для шимпанзе. Сочиняет ли она теперь? Трудно сказать. Судя по всему, статус свой среди сородичей Мими повысила и к творчеству несколько охладела. Впрочем, супруги Концевые уверяют, будто это не так и что из новых рассказов предполагается составить сборник под общим названием «Чистое животное». Что ж, вполне оправданный ход, однажды уже удачно использованный той же Татьяной Толстой («Кысь» - «Не кысь»).

Так что в итоге? А в итоге, увы, чувство глубокого разочарования. Мы приподняли завесу удивительной тайны - тайны внутреннего мира тех, кого считали раньше неразумными, - и обнаружили за ней самих себя. Даже «Эдем» Станислава Лема, где люди, прикоснулись к неведомому и отступили, не сумев его понять, не оставляет такого тягостного впечатления, ибо сократовское признание: «Я знаю, что ничего не знаю», свидетельствует хотя бы о благородной честности говорящего.

Чтобы начать с нуля, его еще нужно достичь.

Загадочная душа зверя, сумрачная бездна, о которой с мистическим трепетом говорили поэты Серебряного века, обернулась дешевеньким триллером, где звериного ровно столько, сколько в нас самих.

Недаром до появления экспериментальной этологии биологи отказывались изучать поведение домашних животных на том основании, что это уже не животные. Воистину так! Это слепок со своих хозяев. И ладно бы еще с Достоевского, на худой конец - с Честертона. А то ведь с героев фильма «Волкодав»! С горечью думаешь: неужели и мыши в своем Берне пропищат нам азбукой Морзе нечто подобное?

Ну что ж, одним разочарованием больше.

Следующим на очереди, согласно прогнозу Кирилла Еськова, станет роман, самостоятельно скомпонованный компьютерной программой (смею предположить, из тех же обрывков нынешней беллетристики).

А почему нет? Не зря же сказал Великий Нгуен: «Даже если искусственный интеллект будет создан, у кого ему ума набираться?».

Никуда не денешься: кризисные времена заставляют проводить ревизию и побуждают к прогнозированию. В прошлом номере «Если» мы уже опубликовали статью о вероятностном развитии жанра в условиях кризиса. Но то был взгляд критика и экономиста. Совсем другое дело - прогноз писателя, для которого изменения литературного и экономического ландшафтов есть возможность поделиться наболевшим. Итак, вопрос известной писательницы был сформулирован следующим образом: «Сейчас фантастика составляет не менее четверти объема всей книжной продукции. Какую часть рынка она сохранит через десять лет?».