Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2019. Лазурит

Жорж оторвался от её рук, чтобы взглянуть с укором:

– Как вы несправедливы и жестоки, любовь моя! Прикажите, и я завтра же не взгляну на неё ни разу.

– А на Катрин? Мадмуазель Гончарова, похоже, тоже входит в область ваших артиллерийских обстрелов!

– Полноте, Идалия, ваша ревность не оправдана. Я прекращу ездить к ним прямо с сегодняшнего дня!

– Право, экий вы вспыльчивый, Жорж!

– Люблю вас!

Она лишь на мгновение позволила прикоснуться к своим устам и тут же заторопила, тревожно оглядываясь:

– Мы отсутствуем слишком долго, нас могут хватиться. Будем же осторожней, мой милый Жорж, поспешим к императрице! И помните, говоря любезности Натали, не забывайте про её поэта, он невыносим, когда дело касается его собственности.

– Не весь ли его гарем имеете в виду, моя царица?

Идалия шлёпнула шутливо кавалера сложенным веером, ей всегда нравились его забавные шутки, хотя многие считали их плоскими и отдающими казармой. Нет, Жорж Дантес был в её глазах куда глубже и интересней обычного пошляка, а слухи о грязной связи отца и приёмного сына только будили воображение и бурный темперамент Полетики. О, если бы не проницательность её мужа, который лишь на службе так безобиден и кроток, а в их семейной жизни ревнив и подозрителен! Да кабы не вспыльчивый отец и мнение двуличного света, кому-то позволяющему любые вольности, другим же не прощающим даже малейшего проступка. А про Пушкина она напомнила своему обожателю недаром, от этого потомка мавров можно ожидать любого скандала, вспыхивает он мгновенно, когда дело касается обожаемой жёнушки. Год ещё не кончился, а этот забияка уже дважды посылал вызов на дуэль. Друзьям удалось уладить дело миром, но повезёт ли так Жоржу, ведь он тоже горяч и безрассуден. Идалия вновь ласково прильнула к Дантесу, подумав, не будь он ей столь дорог, она б с удовольствием столкнула лбами ненавистного Пушкина с блестящим кавалергардом. А кто бы вышел из дуэли живым, пусть определяет судьба.

Вновь зарядили дожди, теперь уже нудные и холодные, задули северные ветра, и прежде приятное и уютное проживание на даче окончательно потеряло свою привлекательность. Сырые комнаты невозможно было прогреть, затхлость и промозглость ощущались не только в помещениях, но и в воздухе. Дети шмыгали носами, и семейство принялось за сборы, готовясь к возвращению. Пушкин отправился в город по делам, среди которых наметил заехать на квартиру и предупредить слугу Никиту о скором приезде. Камердинер ждал его с неприятной вестью. На дачу Александр Сергеевич вернулся в возбуждённом состоянии, Натали от него и двух слов добиться не могла, в конце концов, муж бросил раздражённо:

– В дом Баташёва мы не вернёмся, управляющий там редкий негодяй. Дай мне ещё два дня, Наташа, я сниму новую квартиру.

Подходящее жильё нашлось на Мойке близ Конюшенного моста в доме княгини Волконской. Оплата за нижний этаж в одиннадцать комнат в четыре тысячи триста рублей в год и бесконечная потребность в деньгах на другие нужды заставили Александра Сергеевича в очередной раз занять у ростовщика десять тысяч под высокие проценты.

Наталья Николаевна вновь пробежалась глазами по списку, в который внесла все затраты для её большого семейства на неделю – покупки у булочника, зеленщика, в мясной и мелочной лавках, у молочника. У купца Богомолова следовало приобрести разных гастрономических припасов, кои он часто давал в долг. Приписала дрова, так как сырость в комнатах становилась невыносимой, а раньше обходились лишь топкой печи на кухне. Внесла неизбежные заказы у господина Рауля во французском погребе, где непременно надо приобрести бордо и ликёра. Сам Пушкин пил редко и немного, но в доме часто бывали гости. Как не крути, но средств на перечисленное не хватало, а нужно было ещё подумать об обновлении гардероба на осень, и вот-вот начнётся сезон с маскарадами, придворными балами, на которых не покажешься в старом платье. С досадой вспомнилось, что у Пушкина найдётся немалый список с расходами на типографию, литераторов, печатающихся в журнале, на Английский клуб и ещё десяток мелочей, необходимых мужчине их круга в столице. Она предпочитала не думать об уже скопившихся долгах, и без них было от чего пасть духом или решиться на переезд в деревню. Там на балах, лишённых столичного лоска, она и в прошлогодних платьях могла блистать средь провинциальных дам и барышень. Но государь не позволит, ему нравится любоваться ею на придворных приёмах, и он не упустит возможность пройтись с первой красавицей Петербурга в торжественном полонезе. И тут ничего не поделать, только искать денег на безумно дорогое удовольствие – кружиться на балу в Аничкове в платье за полторы-две тысячи и продолжать вести светскую жизнь. На первое время она бы обошлась суммой, присланной братом, но он задержался с деньгами, и Натали села писать Дмитрию Николаевичу.

«А теперь между нами, дорогой брат. Я только что кончила письмо твоей жене и начну своё письмо с того, что вымою твою голову. Это так-то ты держишь слово, негодный братец, ты мне послал, не правда ли, моё содержание к 1 сентября?.. Впрочем, я прошу об этом только если это тебя не стеснит, я была бы очень огорчена увеличить твои затруднения».

Затруднения увеличивались не только у Дмитрия Гончарова, но и у Александра Сергеевича. С переездом в столицу поползли вверх долги, а с ними росло раздражение от невозможности жить экономней и спокойней. Но более всего Александр Сергеевич не выносил докучливых визитёров, многих из которых не хотел бы пускать на порог. Только большинство посетителей являлись гостями барышень Гончаровых, а ещё воздыхателями Натали и среди них, конечно же, поручик Дантес, теперь именуемый бароном Геккерном.

Дантес стал завсегдатаем вечеров у Пушкиных и под бдительным взором Идалии демонстрировал всё возгорающуюся страсть к Наталье Николаевне. С другого же угла гостиной с него не сводила ревнивого взгляда безнадёжно влюблённая Катрин. «Мадам Интрига» могла быть довольна, за ширмой по имени «Натали» они с Жоржем обменивались незаметными, но пламенными взглядами, в душе посмеиваясь над наивностью окружающих. Только с некоторых пор посмеивалась Идалия в одиночку, красота и женское обаяние Натальи Николаевны сделали своё дело, и Дантес увлёкся не на шутку. Его ухаживания становились не просто назойливыми, но и всё более неприличными, что пугало Натали, заставив её отказаться от прежнего кокетства. Но француза было не остановить. Теперь он появлялся повсюду, где бывала или должна была появиться мадам Пушкина, и сёстры меж собой стали подшучивать над фантастической осведомлённостью новоиспечённого барона Геккерна.