Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2019. Лазурит

А в спальню уже вплывала Екатерина Ивановна, шурша обширной юбкой-колоколом. Незамужняя тётушка никогда не знала счастья материнства, но за долгие годы службы у императрицы, имевшей семерых детей, в вопросах ухода за роженицами поднаторела.

– Александр Сергеевич, не следует так долго утомлять Ташу. Ей надо больше спать, да и доктор прибыл для осмотра. Вы уж удалитесь, голубчик.

Со строгой тётушкой лучше было не спорить, и потом Пушкина как всегда ждали дела в типографии, нераспечатанные письма и записки, среди них срочные, не терпящие отлагательства. Предполагались и встречи с литераторами, из тех, кого намеревался печатать в следующем выпуске «Современника», и среди них Надежда Андреевна Дурова. Записки этой кавалерист-девицы, как полагал Пушкин, должны были произвести фурор. Да вот не все предположения сбываются. О, как часто поэт, пустившийся по тернистой дороге журналиста и издателя, стал убеждаться в этом! На одно он надеялся, что на даче окунётся в любимое занятие с головой. А поэзия так и рвалась на волю при одном лишь чудесном виде на реку Большую Невку со скользящими по ней лодками с треугольниками белых парусов. И замечательно, что Наташа позаботилась об его уединении, – устроила детей с няньками во втором доме, там же поселила сестёр. Супруги оставались одни в отдельно стоящем строении с прелестным балконом и галереей. На первом этаже гостиная и кабинет для него, на втором – её комнаты, где она совсем не мешала внезапному вдохновению, когда он принимался увлечённо сочинять.

Александр Сергеевич на даче надолго не задержался, оставил супругу заботливым домочадцам и помчался улаживать дела в Петербурге. Больше денежные, так как выплат требовали корреспонденты, да и дачная жизнь не была экономна. Новый займ под большие проценты двумя векселями в восемь тысяч рублей Пушкин взял у поручика князя Оболенского. Тут ещё невыносимый Павлищев – муж сестры Ольги Сергеевны – закидывал письмами, требующими немедленного раздела наследства покойной Надежды Осиповны и выплаты аванса. Раздел имения в селе Михайловском с его землями и крепостными сделалось делом нудным, кропотливым и отнимавшем драгоценное время, которого у Александра Сергеевича совсем не было. Он метался между хлопотами издательскими, домашними и попутно торгашескими дрязгами с Павлищевым.

– Саша, ты похудел, – с болью в голосе вымолвила Наталья Николаевна, как только он вырвался из тисков бесконечных хлопот и поднялся к ней в спальню. – Могу ли я чем-нибудь помочь тебе?

– Чем же, жёнка? Тебе и находиться внизу не дозволено.

– Это всё опасения тётушки, а я уже чувствую себя вполне здоровой.

– Потерпи немного, Наташа, твоя тётушка права, от ненастья сырость повсюду, для тебя это опасно. Здесь наверху куда уютней и теплей.

Он поцеловал в лоб, не так, как она хотела бы, и вновь покинул надолго. А Натали в очередной раз принялась решать, написать ли брату Дмитрию с требованием содержания для себя. Она знала, как воспротивится этому шагу Александр Сергеевич, как пострадает его гордость. Но она не знала иного пути помочь ему. Наталья Николаевна вздохнула и взглянула на окно, по стеклу которого опять застучали тяжёлые капли.

Лето выдалось дождливым, почти без солнца, но это не мешало сёстрам Гончаровым совершать долгие конные прогулки. Дачный сезон снимал многие светские условности, делая жизнь для молодых барышень проще и свободней. На прогулках их часто сопровождали кавалергарды. Александрина и Катрин слыли прекрасными наездницами, к тому же в отсутствии очаровательной Натали девушки смотрелись красавицами. Их образованность, весёлый нрав невольно привлекали молодых людей.

Наконец и у Екатерины появился поклонник. Это средь зимних балов, в снежной круговерти столицы, её излишняя смуглость смотрелась почти вульгарно, в летних же пейзажах Катрин выглядела здоровой девушкой с румянцем на щеках и с живым блеском тёмных глаз. На неё стал засматриваться блестящий и остроумный Жорж Дантес, ещё осенью возглавлявший толпу почитателей красоты Натальи Николаевны. Старшая Гончарова загоралась под обжигающими взглядами дерзкого француза. Кто ж не засмотрится на голубоглазого красавца с белокурыми локонами? Ах, не одно женское сердечко принималось трепетать в присутствии Жоржа, что уж говорить о ней – далеко не юной и небогатой барышне. А вот Дантеса сама императрица выделяет среди многих кавалергардов, он входит в четвёрку её компаньонов на прогулках. Так вот этот самый Жорж бросает огненные взоры на Катрин, сопровождает её повсюду и даёт надежду на невозможное…

А в Александрину, похоже, влюбился Аркадий Россет. Скромный молодой офицер в своё время отличился при подавлении восстания в Польше. Ореол загадочного героя как нельзя подошёл к романтичному настроению Александры, заставив на время поблекнуть мыслям о Пушкине. Она хотела забыть о постыдных девичьих грёзах, о том дне, когда, проникнув в комнату супруга Натали, легла в его разобранную постель. Она прижималась к подушке, которой касалась его щека. О, какие чудные слова он умел изрекать, как завораживать своей бешеной энергией, жаждой жизни и любви!

Она тогда рванула душивший её ворот строгого платья и не заметила порвавшейся цепочки и крестика, соскользнувшего в измятые простыни. Он никогда не предпринимал попыток овладеть ею, хотя Александрина отдалась бы, не задумываясь. Какой мужчина не заметит такой жертвенной влюблённости, столь сильного увлечения, ведь случаются моменты, когда перешагнуть черту так естественно и просто. Случались моменты и между ними, но он не перешагнул, хотя испытывал какие-то чувства к красноречивой, восторженной поклоннице своей, всё понимающей и прощающей, ясной в своих желаниях и влекущей. И ведь ревновал и раздражался, когда видел рядом с Азей Россета. Ревновал так, что замечали многие и делали выводы. Увы, пошлые и грязные. Александрине в этой грязи пришлось выкупаться вдосталь, как только вернулась в Петербург. И даже Аркадий Россет отодвинулся в тень. Не от этих ли слухов?

Натали появилась в компании сестёр к середине лета, заставив Дантеса оставить ухаживания за Катенькой и вновь увлечься мадам Пушкиной. Признанного ловеласа засмеяли бы, волочись он за старшей Гончаровой, когда рядом признанная первая красавица Петербурга, чей шарм и свежесть не поблёкли и после четвёртых родов. А Катрин в присутствии Натали вдруг снова сделалась чернявой дурнушкой, которую едва замечали. Только она продолжала с уверенностью писать брату, как блистает вместе с сёстрами в окружении кавалергардов, не потому ли, что Жорж успевал оказывать ей знаки внимания, но теперь уж тайно. Катрин и это было за счастье.