Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2019. Лазурит

Натали поморщилась, она, в отличие от сестёр, не любила кого-либо обсуждать, если случались при ней такие разговоры, то напускала на себя равнодушный вид и беседу не поддерживала. Вот и прослыла холодной, бездушной и неумной, как будто весь разум состоит в желании сплетничать и зло насмехаться над отсутствующими. Она и сейчас перевела разговор на другую тему:

– Помоги собраться на дачу.

– Я уже велела укладывать вещи детей, но няни, пожалуй, провозятся.

– Хорошо бы поторопиться или придётся остаться здесь до родов.

– Что ты, Таша, – даже испугалась Александрина, – тогда на половину лета в Петербурге застрянем! Я сама займусь приготовлениями к отъезду!

«Вот и Азя рвётся на природу из каменного мешка, к блестящим кавалергардам, флирту и романам», – подумалось как-то отстранённо. Но как не посочувствовать сёстрам, это она вышла замуж в девятнадцать годков, а Александрине скоро двадцать пять, Екатерине и вовсе двадцать седьмой. Сёстры недурны собой, образованны, но бесприданницы.

Вернувшись к себе в комнату, Натали расправила слегка помятый лист, дочитала письмо. Строкам о себе улыбнулась: «И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жён своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завёл себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение Вашего пола». Если он это о царе, то Наталья Николаевна могла только посмеяться, – хороша она сейчас со своим «пузом» и на распухших ногах, чтобы прельщать государя. Да и в лучшие времена, когда блистала Натали на балах в Аничкове, Николай Павлович дальше комплиментов никогда не шёл, всем известна его искренняя привязанность и верность императрице Александре Фёдоровне.

Письмо от Одоевского Натали вскрыла, уже сидя в кресле и устроив нывшие ноги на специальной скамеечке. Владимир Фёдорович перечислял хозяйственные дела «Современника», просил незамедлительно сообщить о них Пушкину. Последним пунктом шутливо прибавил: «Наконец 7-е и самое важное, если Александр Сергеевич долго не приедет, я в Вас влюблюсь и не буду давать Вам покоя». Настроение хоть немного да прибавилось, о! как расцветает женское сердце от мужского внимания! Она сосредоточенно перечитала те строки в письме мужа, где он давал ей деловые поручения, намереваясь выполнить их поскорей, а первым делом перенаправить письмо Одоевского. Дела «Современника» для всей семьи важны, надежды на материальное благополучие связаны с этой последней затеей Пушкина. Он и в письме упомянул об этих надеждах: «Вижу, что непременно нужно иметь 80 000 доходу. И буду их иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию…»

Натали вздохнула, в этом весь Саша, загорается легко, пылает идеями, но на полпути может остыть и пустить всё на самотёк. Следовало в ответном письме опять напомнить господину Поэту, что ныне он занялся делом, которое зовётся не спекуляцией, а торговлей, и барыш получается, если товар свой ценишь и продаёшь не задёшево. Натали и сама поразилась своим мыслям. Ещё пару лет назад она не забивала голову подобными вещами, когда заканчивались деньги на хозяйство или требовалось заказать новое платье, она просто говорила об этом мужу. Предполагала, что Пушкин делает долги, но так многие жили, ей-то денег взять неоткуда. Только с тех пор, как Александр Сергеевич стал посвящать её в свои дела, особенно связанные с журналом, Натали с головой окунулась в расчёты, неожиданно обнаруживая в себе некую купеческую жилку. Однако муж чаще был беспечен и к её советам не прислушивался, продолжая видеть в ней только лишь красавицу. Он никогда не говорил об этом прямо, а Натали не умела показать, как изменили её годы брака, не могла, как Александрина, предстать перед ним интересной, достойной собеседницей. Она научилась вести непринуждённый разговор на балах, и говорили, что улыбка Пушкиной очаровательна, а голос обладает колдовской магией, но никто не называл её умницей, даже муж. А всё от зажатости, идущей из детства.

Вспомнила своё прошлое, и всё нахлынуло разом. Сначала радости маленькой девочки, которую дед, одну из всей семьи, оставил на Полотняном Заводе – шикарном поместье с тринадцатью прудами, где баловал нарядами и игрушками, как принцессу. А потом отослал к её матери, словно скинул с пьедестала. Наталья Ивановна тогда строго взглянула на Ташу в дорогой шубке, с фарфоровой куклой в руках и первым делом повелела распороть меховой наряд, сшив из неё муфты и воротники на пальто дочерям. После разбила вдребезги любимую куклу, с намерением выколотить из младшенькой излишнее барство. И выколачивала, чаще пощёчинами, тычками и руганью. А пьяный отец гонялся за Ташей по комнатам с ножом… С тех пор Натали по возможности избегала ссор, скандалов и бурных выяснений отношений и улыбалась, улыбалась заученно, слывя то красивой и глупой, то холодной и скучной…

Новая Деревня летом 1836 года считалась модным местом, поблизости, на Каменном острове, Наталья Николаевна и сняла дачу с далеко идущими планами. Здесь, в обществе молодых офицеров, барышням Гончаровым давался очередной шанс устроить свою судьбу. Тётушка Катерина поселилась в предоставленном ей флигеле. А вскоре дача огласилась криками новорождённой, – появилась на свет вторая Таша.

Наталья Николаевна роды перенесла тяжело, акушерка несколько раз вызывала доктора. А в полночь, когда всё закончилось, из Москвы, наконец-то, прибыл Александр Сергеевич. О его приезде роженица узнала лишь поутру, когда муж обнял её, пробудившуюся, и нежно поцеловал в гладкий белый лоб. Даже сейчас, измученная, с тёмными кругами под глазами, Натали была хороша. Пушкин протянул ей ожерелье:

– Нащокин как предчувствовал, что прибуду к этому знаменательному событию, велел преподнести тебе и поздравить с рождением младенца.

Александр Сергеевич опустился на колени, уткнулся в плечо жены, там, где кружево сорочки спустилось, обнажив нежную кожу:

– А я без подарка, ангел мой.

– Полно, Саша. – Она слабой рукой погладила его по голове, как маленького, зарылась пальцами в жёсткие завитки. Прежде кудри мужа вились круче и были куда гуще, ныне поредели, и лицо усталое, измученное. – Ты рядом, и уже хорошо.

Он взял её ладони, поцеловал, теперь они лишь смотрели друг на друга, ничего не говоря. Как бы ни крутила его жизнь, но свою Наташу он любил искренне и нежно. Они часто не понимали друг друга, вращались на разных орбитах, и всё же…