Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №09/2022

«Ай да Иванюта!» – подумал Петр Алексеевич. Мысль об ордене скрытого милосердия сильно воодушевила его, так что он почувствовал напряженную пульсацию откровения, ищущую выход энергию открытия, в единый миг вырвавшуюся из брошенного зерна, и теперь отменявшую былые представления, и ослаблявшую привычные цепочки связей, при том что сама эта сила стала неодолимой и неотменяемой. Идея и впрямь дышала неожиданной новизной и в развитии обещала щедрую пищу фантазии.

– Смешно, – вышел из задумчивости профессор.

– Это в упрощенном виде. – Иванюта намазал горчицей ломтик отварного языка. – Отцы церкви могли бы трактовать тайное благодеяние куда шире – не как человеческую, а как божественную волю, как чудеса, скрытые от нас. Скажем, сокровенное, неведомое может в этом ключе быть представлено как не случившееся, как то, от чего мы оказались спасены. Спасены, но не осведомлены о своем спасении. Тогда многие наши испытания и беды, вплоть до самой смерти, могут быть осмыслены как нечто такое, что предотвратило еще большие несчастья. – Иванюта оглядел застолье каким-то отрешенным взглядом. – Большие, чем те, с которыми мы имеем дело. Почему? – Вопрос повис в пространстве. – Потому что предотвращенное могло оказаться нам не по силам. Или не по зубам. Мы бы просто этого не вынесли.

– Так откуда же взялся червонец? – спросил Цукатов, кажется, сам слегка удивляясь своей настойчивости.

– Ну да, – взял сторону профессора Петр Алексеевич. – Эта задача выглядит занимательнее проблем христианской теологии. Взять, к примеру, тайное зло… То есть идею тайного зла, творимого именно как зло и как тайное. Масоны, атлантисты, сионские близнецы – вот некоторые из его имен в нашей привычной картине мира.

Чувствуя осознанность оговорки, Петра Алексеевича никто не поправил.

– Еще юристы и врачи, – сказал Иванюта.

– Что? – Петр Алексеевич моргнул.

– Адвокаты и стоматологи вызывают у меня большие подозрения.

– Допустим. – Петр Алексеевич счел реплику малозначащей. – Так вот, все это тайное зло, по общему мнению, уже давно определяет текущую повестку. Определяет, не выходя из тени. И хотя эта картина мира порядком истрепалась, другой нет. Не так ли?

– Хочешь предложить? – Иванюта определенно предвкушал нечто забавное.

– Хочу. Давайте вообразим мир, пружиной которого становится тайное благо. – Петр Алексеевич по очереди посмотрел сначала на Иванюту, потом на Цукатова. – Представьте, что миром движет сокровенное добро. Причем не только божественной, но и человеческой выделки. Как вам такая конспирология?

– Ну-ка, ну-ка… – Цукатов старался уследить за мыслью.

– Поясняю. Довольно разоблачать очередную мировую закулису – хрен с ней, с непутевой. Давайте поищем для нашей прозорливости другую область применения. – Петр Алексеевич выдержал красноречивую паузу. – Не пора ли обратить внимание на более загадочную цепь событий? Вот, скажем, живет талантливый художник, музыкант или ученый – кому как нравится… Живет, творит, однако косная среда, как водится, его не принимает, не оценивает по достоинству, и вместо признанности – кукиш с коромыслом. И тем не менее, как птахе небесной, как цветку полевому, каждый новый день есть ему пища и залатанные штаны, чтобы прикрыть голый зад. А иной раз, – рука Петра Алексеевича, описав плавную дугу, указала на профессора, – и десятка под ногами. Словом, вопреки очевидным препонам, художник продолжает писать, а ученый – мыслить. Хотя он пока и студент. Как так? Почему?

– Сам же сказал про птах небесных. – Цукатов указал пальцем в потолок. – На то Его промысел.

– Промысел – это понятно. Но если дело только в нем, то нет и мировой закулисы – есть лишь козни дьявола.

– Не верю я в конспирологию – ни в злую, ни в добрую. – Иванюта все чаще ощупывал руками свое лицо и голову в целом, что было признаком хмельного воодушевления.

– А стоматологи? – напомнил Петр Алексеевич.

– Не отвлекайтесь. – Профессор поднял наполненную рюмку. – За разум.

– Тост какой-то двусмысленный, – поглаживая лоб, заметил Иванюта, однако Цукатова поддержал.

Душа Петра Алексеевича, обычно откликавшаяся на движение масс, на этот раз осталась безучастной – рюмку он осушил без энтузиазма.

– Разум, – пояснил профессор, – не только продукт эволюции. Теперь он стал ее инструментом. Возникни нужда человеку отрастить смертоносный коготь, взлететь под облака или погрузиться в пучину морскую, естественным путем, черт дери, пришлось бы идти к этому миллионы лет. А положившись на разум, человек эту нужду уже восполнил.

– Вернемся к нашим фантазиям, – опасаясь заболтать занятную тему, предложил Петр Алексеевич. – А что если посмотреть на все иначе? С непривычного угла?

– Как именно? – Иванюта почесал нос.

– Ты что, не слушаешь? Предположим, что миром движет не зло. Я имею в виду зло тайное. Предположим, что существуют, пусть разрозненно, ничего не зная друг о друге, некие влиятельные люди… или даже целые сообщества, которые буквально следуют завету Христа про скрытое благодеяние. Что тогда?

– Что? – Цукатов хотел знать.

– Ну как же… Ведь у такой практики по ходу дела непременно складываются определенные правила. Чтобы обеспечить технику безопасности. Чтобы не навредить. Без этого – никуда. Согласны? Как бы эти люди ни были всемогущи, помощь их должна быть не только анонимной, но и… Словом, ей следует не только иметь неопределимый источник, но и вообще никому не бросаться в глаза. Малейшее подозрение о наличии такой помощи способно принести осложнения. Посторонние будут искать скрытый мотив, а тот, кому тайная помощь оказывается, чего доброго, сочтет ее манной небесной и задумается о собственной богоизбранности.

Петр Алексеевич со значением посмотрел на профессора.

– Конвергентная эволюция, – сказал Цукатов.

– Это что еще? – Иванюта запустил пятерню в седеющую шевелюру.

– Конвергентная эволюция, – с лекторской расстановкой сообщил профессор, – это когда не родственные животные обладают общими признаками. Расхожий пример – птеродактиль и летучая мышь. Одинаковое строение крыла – сформировалась перепонка между пальцами.

– Очень интересно. – Пятерня Иванюты сползла в бороду. – А к нам это каким боком?

– И те и другие анонимно, не вызывая подозрений, работают из тени. – Петр Алексеевич опередил профессора. – Я не про тех, кто с перепонкой… Только в случае тайного добра эта тень – белая.

– Смотри – ты меняешь тайное зло на тайное добро, – горячо заявил Иванюта, – и считаешь это революционным кувырком. Как будто прежде мы думали, будто у окружающих только одна забота – что бы такого сделать плохого…

– Почему? Есть, наверное, и другие заботы. – Петр Алексеевич старался держать ровный тон. – Ощущение, что ты в кольце и тебе нужно занять круговую оборону, может быть как маниакальным, так и сдержанным. В последнем случае вовсе не обязательно думать, что со всех сторон одни мерзавцы, желающие тебе лиха, – можно допустить, что до тебя просто никому нет дела. Но я предполагаю нечто иное. Я предполагаю, что мир таков, каков есть именно потому, что существуют скрытые силы, не только позволяющие камню упасть на твою голову, но и не дающие ему это сделать. – Петр Алексеевич посмотрел на Иванюту. – У тебя никогда не возникало подозрения, что кто-то незримый время от времени убирает скользкие банановые шкурки на твоем пути?