Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №03/2020

Были времена, когда дед выпивал, тогда он, поймав нужную волну, подолгу рассказывал мне длинные фантастические истории из своей жизни.

Сначала дед был в большом спорте: с водкой, застольями, драками, проигранными машинами. Благо, работая бригадиром на строительстве котельных, он имел для этого все ресурсы. Затем, когда его четырнадцатилетний сын пообещал спустить деда с лестницы, если тот еще раз придет в нетрезвом состоянии домой, дед зашился. На десять лет. Жизнерадостности при этом не растерял.

Сын подрос, женился, начали появляться внуки. Дед дождался ранней пенсии и вернулся в игру на легких условиях: после обеда он шел в магазин и брал пять бутылок пива «Балтика 9», которые выпивал в течение длинного вечера. Когда пустые бутылки заполняли весь балкон, дед брал меня, и мы шли сдавать их, на вырученные деньги покупали полные бутылки.

Каждую неделю в воскресенье меня с остальными детьми отправляли к бабушке с дедушкой. Насладившись фирменной жареной картошкой от бабули (фирменной она была из-за обилия подсолнечного масла – дома такую не готовили) и мультфильмом про человека-паука, я шел к деду на кухню, чтобы послушать его героические истории.

Если на второй бутылке дед мог быть артиллерийским лейтенантом, то ближе к пятой он сам себя повышал до гэрэушного майора. «Помню, высадились мы в Афганистане» – типичное начало истории. «После этой операции мне еще Героя Советского Союза дали», – опережая события, продолжал дед. «Седой, а звезду покажешь?» – заинтригованно спрашивал я. «На старой квартире остались. Железяки все это». Я верил, не догадываясь, что сюжеты для своих историй дед брал из сериалов, которые смотрел в течение недели. Готовился.

Уже в детстве я обращал внимание на некоторые несостыковки, но дед их филигранно нивелировал. Конечно, он мог рассказать мне, как стройбатовским сержантом дембельнулся прямо в тюрьму, но вряд ли бабушка оценила бы такую искренность. О том, что он три года сидел, она мне, стесняясь, рассказала в присутствии деда, когда я вернулся из армии. Старики не знали, что эта информация была давно открытой в нашем доме.

Как-то раз дед не стал дожидаться, когда нас заберут родители, и под суетливое ворчание бабушки упаковал нас в свою «Волгу» (тогда у него была «Волга»), чтобы отвезти домой. Мы любили его огромную белую «Волгу» с кожаным диваном сзади. Сюрприз не удался. По дороге нас остановил милиционер и после короткого разговора с дедом сел за руль, приказав деду сесть на пассажирское. «Дядя, а почему вы везете нас домой?» – поинтересовался я, глядя на огорченного деда. «Потому что ваш дедушка неправильно себя повел, – ответил он мне и презрительно добавил деду: – Стыдно должно быть». Я не понимал, почему дед терпит подобный тон. Стыдно должно было быть милиционеру.

Деда лишили прав на три года, но, что хуже, на несколько месяцев нам запретили навещать бабушку с дедушкой. Чертов милиционер!

«Газелисты совсем оборзели!» – выругался дед, засовывая бычок в пепельницу, которая стояла на неиспользуемом (когда-то сорванном) ручнике. Впрочем, сигналить он «газели», подрезавшей нас, не стал. «Кто вообще идет работать водителем “газели”?» – поддержал я любимую тему деда. «Кто… козлы!» – среагировал дед. Я засмеялся.

Я часто смеялся в присутствии деда. С ним я чувствовал себя хорошо и спокойно. Я знал, что если прямо сейчас мы вылетим в кювет, дед не будет паниковать, а просто скажет что-то типа: «Давно надо было отвезти это корыто на помойку», а когда мы выберемся из машины, добавит: «Бабке не говори, что в Москву опоздал».

Сколько себя помню, бабушка всегда была недовольна дедом. Раньше много пил, даже гулял, говорят; теперь много курит и сидит в своей «проклятой машине». Бабушка могла без остановки пулеметной очередью высказывать деду свои претензии: молоко он не такой жирности купил, воды привез на баклажку меньше, кухня вся прокурена, вонючие кошки в гараже, документы на машину просрочены, а он дал ее мне… Дед курил и слушал все это как радио, что звучит у него в «жигулях», даже не оглядываясь в ее сторону. Когда вторая подряд сигарета кончалась, дед с улыбкой говорил: «Я хоосий, ба!» и уходил к телевизору – реклама кончилась.

– Седой, ты, наверное, меня на повороте высади, чтоб не кружиться там, – вспомнил я о толкающихся автобусах на нашем маленьком вокзале.

– А я никуда не тороплюсь. Покружимся.

– Ну как знаешь.

– Ага.

Друзья и сослуживцы у него умерли. Из дальних родственников он ни с кем не общался. Иногда в городе попадались мужики, с которыми он строил котельные, но он всегда как-то без интереса с ними здоровался. «Ладно, пойдем мы. Внуку мороженое надо купить», – прощался он, крепко пожимая руку. Рука у него была крепкой до самой смерти – сухая и длинная, – я любил ее жать и пытался соответствовать.

Окончательно пить он перестал после той истории с двухсторонним воспалением легких. Тогда я учился в своем первом университете, который к тому времени еще не успел бросить. Приехал из Москвы навестить его. На третьем этаже больницы я назвал нашу с дедом фамилию. «Елисеич, что ли? – слишком радостно ответил мне врач. – В пятой палате его найдешь». Дед занял самую козырную койку в палате – у окна.

– Здорово, Седой! – жал я ему руку дольше обычного.

– Ого, ты чего здесь? – улыбался дед.

– Тебя приехал навестить.

– Да хватит, что ль!

– Ваш чай, товарищ полковник! – раздался мужской голос за спиной.

Дед не подал вида, что это к нему.

– Горячий, с пятью ложками сахара, как и просил. – Обойдя меня, мужик в больничном халате поставил на полку деда алюминиевую кружку.

– Ага, – сдался дед.

Я не стал делать удивленного лица. Мне ли не знать военных подвигов деда.

– Внук? – не отставал мужик.

– Внук-внук. Иди уже, – скомандовал дед, привставая.

– Хорошие у тебя условия тут, – улыбнулся я деду.

– Да ничего, ага.

Я уехал обратно в Москву делать вид, что учусь, а дед остался в больнице делать вид, что лечится.

Условия в этой больнице если и были хорошие, то уж точно не в плане санитарии. Седой от кого-то подхватил туберкулез, и мой отец против воли деда перевез его в другую клинику.

Помимо прописанных таблеток, дед принимал и горячительные напитки вместе со своими соседями-туберкулезниками. «Все равно помирать, так хоть весело». Дед не просил ему что-то привозить – все, что ему было нужно, ему поставляли младшие по званию. Они все делали по первому зову – не каждый день лежишь с таким авторитетным и жизнерадостным больным.

Вместо положенного года дед отлежал в больнице четыре месяца и вернулся домой. «Ненавижу врачей. Лучше дома помру». Главврач полюбил деда и на прощание сказал ему: «Елисеич, если не хочешь помереть, как эти, то завязывай». Дед задумался.