Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №10/2021

Гулять он захотел, как же! Пошел за алкашкой, а свои же кореша и кинули. Болтается у стены, так и поделом. Еще чего, ему помогать, пусть лохов ищет.

Тут сзади женский голос. Внутри как царапнет: не оглядывайся! Не оглянешься, как будто и не в курсе! Быстро ходишь, он и потеряется из виду.

Не выдержал, обернулся, а там девка метр с кепкой уже этого алкаша прет. Ну и куда ей?

Иди-ка вперед. Как будто не заметил, да? А тут чего-то Дашка вспомнилась, как она перед уходом-то: ты убегаешь, а назад и не смотришь, Вить, иду я там или нет, ты только о себе и думаешь. Неделю после этого бухал. Жалко, что не сложилось как-то…

Остановился. До собеседования еще минут сорок, но подойти нужно пораньше. Чтоб все чин по чину там. Если возьмут, то с первой же зарплаты кредитку прикрывать начну, а то задолбали уже эти тинькоффские звонить. Мне вот одни очки тридцатку вышли, между прочим! Может, хату даже отдельную сниму, в комнате уже как-то несерьезно, двадцать пять лет как-никак…

Блин, нельзя так.

Затормозил и вернулся:

– Помогу. – Ей говорю, дурехе этой, не ему же.

Алконавт еще что-то вякнул. Взял я его, значит, с того боку, куда его перекосило, а тяжелый, черт. Идем, а голова его об меня все бьется тюк-тюк, да еще и слюни пускает. Хорошо еще, насморк, хоть не чую, чем воняет. Да я и так это знаю: ссанина да блевотина, так они и кончают, алкаши эти. Детей настрогают спьяну-сдуру, да с дурами такими же, а потом валяются: помогайте мне! спасайте меня! я больной! я не виноват! Ага, конечно.

Жизнь у них виновата, жена, начальник, наследственность – только они не виноваты, да?

Аж в горле со злости пересохло. Пивка бы сейчас холодненького.

Вот и переход наконец-то. А дед как вцепился в руку, не отпускает.

– Дальше. – Еще требовательно так.

Я и решил поставить деда на место:

– На работу пора, сам дойдешь.

А девка-то эта выпендриваться как начала: ой, да как же мы его бросим, да он ведь старый, да надо помочь. Вот идиотка, правда думает, что такому еще помочь чем-то можно. Да сдохнуть под забором такому лучше всего. Других за собой не утянет!

«Скотина, опять унитаз разбил!» – вспомнилось чего-то, как мамка поутру орала в туалете. Нам с младшими потом еще три дня пришлось в ведро гадить. Мать говорила к соседям ходить, а мне запад-ло как-то было, поэтому во двор под куст выливал затемно, пока пацаны на улице не поймали. Спасибо бате, что еще и с фамилией услужил, Толкалин, блин. Толчком до самого переезда звали. Из одного клоповника в другой, так и живу…

А девка уже тащит этого алкаша дальше. Дура и есть.

Тут навстречу идет бабуся божий одуванчик с девкой. Как давай вопить: куда тащите, вы хоть знаете, где он живет. Соседка. А девка соседкина хитрая, сразу в сторонку юркнула, почуяла, что сейчас придется дедом заниматься. Я так считаю, что раз соседка, пусть и разбирается, родных его вызванивает, сама помогает, верно же? Все же не чужой человек, я-то тут при чем?

А девка моя, дура которая, опять давай сопли пускать, что алкаша довести надо. Вот ей и надо было сказать: веди-веди давай! Посмотрю, как на своей гусиной шее потащишь. Спасательница, блин, нашлась, тебя кто спасет? Мамка тоже дура такая была, по всем подворотням выискивала, отмывала и ныла все: он не плохой, он просто больной. Он больной, а мы, типа, врачи ему все, да? Вот поэтому Анька до сих пор с ней и не разговаривает, как в универ уехала.

Девка ноет все, что от перехода сразу такси вызовет, только помоги. Ладно уж, дотащили. Я к забору деда прицепил и побежал, времени-то на него сколько убил! Девка так даже «спасибо» не сказала, от алкаша я и не ждал ничего.

Опоздал я, конечно. Сказали, жди теперь, пока позовут. Смотрю: кулер стоит, а так в горле свербит, пить охота. Налил себе, а тут из кабинета хипстер выходит какой-то, весь прилизанный, в носочках разноцветных и с айфончиком последним, аж воротит, фу. Меня позвали, я и глотка сделать не успел.

Эйчарша, баба ухоженная в розовом костюмчике, с порога так поморщилась, что у меня аж сжалось все: не почувствовал, а почуял, как несет дедом, увидел на штанах пятно, на ботинках грязь. Сука, а я ведь готовился! Вчера весь вечер наглаживал все, стрелки эти ублюдочные час, наверное, наводил, ботинки начищал, носки купил за пятьсот рублей, хотя в электричке вон продают пять пар за сотку. Да я даже пива вечером не пил…

Сразу понял, что она на меня болт забила. Ну а что мне, объяснять про алкаша этого? Опоздал, потому что деда через дорогу переводил, три раза ха-ха.

Через пять минут меня уже футболит вон: мы-вам-позвоним.

Я улыбочку из себя пытаюсь выдавить милую. Она так скуксилась сразу, что понял: зря.

– Я могу еще дослать макеты, которые не вошли в портфолио… – Получилось пришибленно. Еще одна подстава от бати: мужик мужиком, а голос бабий. Что ни делай, все жалко.

– Мы с вами свяжемся. – С нажимом так. Смотрит еще снисходительно, понимающе. Очки поправляет свои ручкой чистенькой с часиками такими, на которые мне полгода копить. Этими ручками она говнецо-то не трогала ни разу, сразу видно. А кольца и нет, вдруг увидел. Сука недотраханная. Подумал, и чего-то сразу стыдно стало: может, и недотраханная, а здесь. А я где? Откуда выполз, туда и заползу.

Права Анька, что даже не пишет. И Даша тоже права, что бросила.

В лифте долбанул кулаком по панели и сразу испугался: а вдруг снимают? В таких пафосных стекляшках камеры всегда есть. Вышел по-бырику. Смотрю – магаз напротив.

На кассе тетка косится, пробивать еще не хочет, паспорт спрашивает. Сую ей, она лыбится вдруг:

– С днем рождения!

– Ага, пасиб.

Вышел на улицу, сныкался за угол, открыл банку и хлебнул. Холодненькое, хорошо пошло. Хоть что-то хорошо идет.

А все алкаш этот виноват.

Анюте надо мороженое купить в магазинчике вот у больницы. Там вкусное такое, как в детстве почти, советское, по ГОСТу. Не то что сейчас вот намешают невесть чего, а нам есть. По телевизору показывали, что в этом мороженом уже и молока-то нет, одни ГМО эти. Анюте такого добра не надо.

Леночка только все отмахивается, что я ерунду придумываю, вот и готовит из чего ни попало. Это понятно, Леночка на работе устает очень, тяжело без мужика-то. Да с поганцем ее не лучше было: ладно бы только куролесил, но еще и лупить вздумал! Сам каланча, а на бабу руку поднимал, как не совестно-то?

Я вот Ляльку свою за сорок лет ни разу пальцем ни-ни, хоть она и крикливая пуще сирены-то. Ну да, был грешок, с топором разок за ней бегал по двору. Довела ведь! Я шкафчик деревянный мастерил, сунулся за киянкой, а нет ее! Киянка еще дедова! Он со мной и возился, всему учил, так что руки мои золотые – его заслуга. Лялька, раззява, взяла мою коробочку и выбросила! Довольная еще такая, говорит, хлам твой подчистила, хоть в сарае дышать есть чем. А в сарае не дышат, там работают!