Коллектив авторов - Журнал «Юность» №03/2022

В свои тридцать пять Костя рыдал, как в детстве – под столом в темной квартире, – и много раз после, когда его мама сама стала выпивать и вычеркнула сына из жизни.

Он боялся своих кураторов в строгих костюмах, которые сменили пьяницу-майора. Те несколько раз звонили ему, многозначительными паузами и смешками намекали на болезненные последствия. Они давили на самое больное: на старушку-мать, все еще пьющую и выжившую из ума, на будущие унижения в тюрьме и нищету после, на незавидную судьбу Кати.

Но сильнее всего ужасало то, что он навсегда потерял девушку, которая никогда и не была его. В тот момент, когда Катя плюнула в лицо словом «трус», Косте на миг показалось, что перед ним – тот самый майор.

Мужчина понял, что продрог. Пришлось шарить руками в поисках папки. Ранка на пальце болезненно щипала. «Столбняк подхвачу», – нервно пронеслось у него в голове. Наконец он обнаружил документы – те не пострадали от скандала.

Грязный, мокрый и белесый, с трясущимися руками – в деревне он нашел дом, где горел свет. Хозяин – грузный и в камуфляже на голое тело – был пьян, потому пустил обсушиться и дал позвонить.

Телефон Юры Костя хорошо запомнил за те три года, что пробивал по всем базам, стремясь понять, почему его выбрала Катя.

– Это Костя. Бери Катю – и сегодня же уезжайте из страны, – бросил он в трубку.

Второй номер – не менее знакомый – куратора:

– Документы у меня, один листок потерян, дайте ей уехать. – Голос сорвался на плач.

Трубка помолчала полминуты и ответила:

– Хорошо… Где вы?

Костя просто протянул телефон хозяину, а сам лег на пол, уткнулся головой в грязное дерево половиц и снова зарыдал.

Родилась на Кольском полуострове на границе с Финляндией в городе Ковдоре.

В 1995 году с успехом окончила отделение русского языка и литературы филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Пятнадцать лет проработала компьютерным инженером в компании «Майкрософт» и стартапах Кремниевой долины, пять лет – помощником юриста в сфере бизнеса и компьютерных технологий.

Литературным творчеством занимается давно, но раньше писала в стол, для себя. Пишет рассказы и романы для подростков и янг-эдалт. Участница курса BAND «Как писать прозу. Искусство истории».

«Мне отмщение и аз воздам».

Я вернулся домой. Не так я себе представлял нашу встречу.

Никогда не забуду эти страшные черные глаза! Мне хотелось убежать от этого взгляда, но парализующий страх поселился в моем теле. От них некуда было спрятаться, они с детства наблюдали за мной.

В пять лет отец учил меня плавать. Мы тогда отдыхали под Одессой. Рано утром вышли на лодке в море, доплыли до каменной косы, там бросили якорь и разложили удочки. В лодке я сидел на скамейке рядом с отцом. Он сгреб меня в охапку и бросил в воду подальше. Затем наблюдал за мной. Судорожно вдыхая воздух вперемешку с водой, я плыл к лодке. Его лицо было искажено солеными каплями. Я отражался в его черных непроницаемых очках. Когда я подплыл, он за руку с силой выдернул меня из воды. Я вскрикнул, рука после этого долго болела. – Я хочу, чтобы он стал настоящим мужиком, а не нытиком, – объяснял он матери.

В то лето я научился неплохо плавать, но стал бояться воды – начинал задыхаться. По ночам мне снились черные очки и я, барахтающийся в каждом из пластиковых стекол. Я поджимал колени к подбородку и так засыпал.

Однажды, когда мы на мопеде возвращались с рыбалки, я, как тюк, свалился с заднего сиденья – подскочили на кочке. Отец не заметил, что потерял меня. Я лежал на дороге и смотрел на облако пыли до тех пор, пока мопед не исчез вдали.

Когда он вернулся за мной, я уже дошел до развилки, ведущей к нашей даче. Мне пришлось долго ковылять по пустынной дороге: я ушиб левое колено, моя левая рука опухла и сильно болела. Мне было восемь лет, и я был очень одинок.

– Что ты разнюнился, щенок? – Страшные черные глаза глянули на меня так, что всхлипы застряли в горле.

После этого я никогда не плакал. Рука оказалась сломана – она долго и плохо срасталась. Отец долго не верил, что рука болит, считал, что я притворяюсь, чтобы меня пожалели.

Страшный взгляд черных глаз – с тех пор я часто видел эти глаза по ночам. Тогда я кричал и просыпался от ужаса.

Отец был известным хирургом, его часто не было дома, он работал сутками в нескольких больницах и стационарах города. Я записался в кружок игры на гитаре в Доме пионеров. Когда отец узнал об этом, он сказал матери:

– Я не позволю, чтобы мой сын стал музыкантом. Он будет врачом, пойдет по моим стопам.

– Петр, но он такой музыкальный, талантливый… у него абсолютный слух. – Мама пыталась убедить отца.

– Не порть мне сына. Музыкант – это не профессия. Ему нужна настоящая мужская специальность. Я решил! Он будет поступать в медицинский. Мать дала денег на гитару, остальные я сэкономил на школьных обедах. Приходилось прятать ее под кроватью и играть, пока отца не было дома. Мама всегда поддерживала меня, она считала, что музыка – это мое призвание. Она часто пела, когда отец был на работе и мы оставались с ней вдвоем. Она же, когда я был маленьким, обнаружила, что я синестетик, то есть вижу музыку в цвете, как Скрябин или Сибелиус.

– Со-о-оль, – пела мама, и нота звенела в полутемной комнате.

– Нота соль золотистая, как солнце. – Я любил играть с нотами.

– А эта? Ре-е-е. – Звуки разлились синими волнами.

– А ре – море, поэтому она синяя, как море.

– Удивительно! Почему они цветные? Ты их правда видишь… эти звуки?

– Мама, это же очень просто. У каждого звука есть свой цвет, и когда играет музыка, я вижу картинки и кино.

Когда я подрос, я научился настраивать гитару, натягивать струны, подпиливать лады и менять колки. Я играл часами, как только выдавалась возможность. Музыка стала моей вселенной.

Зная, что в понедельник отец задерживается на работе допоздна, я бежал из школы домой, предвкушая, как я подготовлю гитару и проиграю выученную на прошлой неделе композицию. Все выходные я с нетерпением ждал этого момента. Из серванта достал спирт и ватные тампоны, которые отец таскал из больницы; не спеша поменял и почистил струны. Композицию «Кашмир» группы «Лед Зеппелин» я услышал у ребят из гитарного кружка, и мы выучили ее вместе с преподавателем. И вот я погрузился в мелодию, не замечая лопнувшие на пальцах мозоли и окровавленные ладони. Музыка унесла меня: жар бесконечной дороги, движение каравана по песчаным барханам экзотической страны.

Я не заметил, когда неожиданно рано вернулся с работы отец. В тот день на операционном столе умер его пациент. Я очнулся, когда отец в ярости ворвался в комнату, выхватил из моих рук гитару и, схватив со стола кусачки, перекусил струны. От каждой порванной струны гитара вскрикивала, словно живое существо. Она страдала от боли и несправедливости.