Журнал «Если» - «Если», 2005 № 05

В половине девятого зазвонила мобилка на краю ванной. Калибан едва успел подхватить ее за секунду до падения.

— Доброе утречко, — сказала трубка бодрым старушечьим голосом. — Клиент у нас сегодня, в одиннадцать. И знаете кто? Ира Грошева!

— Понравилось, — Калибан сдернул с крючка полотенце. — А чего она хочет, не сказала?

— Представьте, Коля, сказала! — Тортила рассмеялась. С того времени, как «Парусная птица» возобновила работу в полном объеме, старушка смеялась вдвое чаще обычного. — Она хочет расстаться со своим Максимовым, но так, чтобы это было наиболее эффектно! Представляете?

— Елки-палки, — сказал Калибан разочарованно.

Через полчаса его «хонда» рванула с места, оставляя узорчатый след на выпавшем за ночь первом снежке.

У одного фотографа была черно-белая жена. У всех его коллег жёны были цветные, а у этого — черно-белая. Он ее очень любил, не жалел на нее пленки, и ее строгая красота поначалу казалась ему оригинальной. Портреты жены фотографа брали призы на всех выставках. Но через некоторое время фотографу стало надоедать такое бесцветное положение вещей, и он поймал себя на том, что завидует своим коллегам черно-белой завистью. Ему хотелось как-то раскрасить свой брак! Чего он только не испробовал: и тонировал жену, и ретушировал, и прибегал к компьютерным фокусам — ничего не помогало. Обратился, в конце концов, к врачу. Но врач отказался, сказал:

— Черно-белых жен уже никто не лечит, это уже вчерашний день, пора, видимо, менять на более новую модель.

Фотограф помучился, погоревал, а потом плюнул — и разошелся с женой. Сменил окраску, принялся снимать цветных девиц для журнальных обложек. На выставки его работы брать перестали, зато желтые издания платили теперь очень хорошо и регулярно, причем зелеными. И вроде бы все шло отлично, да только еще через некоторое время фотограф наш как-то скукожился и посерел.

А жена его вышла замуж повторно. Ее новый избранник оказался человеком далеким от искусства, мало того — дальтоником. Говорят, они до сих пор живут вместе, счастливы и даже родили двух детей: черненького мальчика и беленькую девочку. И вообще — процветают.

На канале Грибоедова жили-были два друга — Мойкин и Фонтанкин, оба — волшебники. Поскольку в обществе они появлялись исключительно вместе, то их все путали.

— Постойте, — говорили, — Мойкин, это тот, который живет слева от Грибканала?

— Да нет, тот, который слева, это Фонтанкин, а Мойкин живет справа. Хотя…

Дело все осложнялось тем, что один из них работал добрым волшебником, а другой — злым. И получалось вот что. Запишется какой-нибудь хороший человек на прием к доброму волшебнику, а попадает к злому. А злодей, которому нужно проконсультироваться в очередной пакости, неожиданно для себя попадает к волшебнику доброму. Переадресовывать же каждого клиента было невозможно — слишком многие ошибались, — поэтому Мойкин и Фонтанкин по взаимной договоренности разбирались с каждым человеком своими методами. От этого путаница приняла уже вовсе глобальные масштабы. Если раньше люди делились на плохих и хороших, то теперь все перемешалось в городе: добряки, бывало, совершали злые поступки, дурные люди творили добро, умники делали глупости, дураки поступали мудро.

Посмотрели Мойкин и Фонтанкин на все это безобразие и приняли кардинальные меры: поменяли себе фамилии и сменили места жительства. Тогда кое-что прояснилось; люди запомнили, что Фонтанов — это тот, который проживает в Петергофе, а, стало быть, Помойкин — который обитает в Колпино. Да вот незадача: кто из них добрый волшебник, а кто злой — этого так никто и не запомнил. И поэтому путаница продолжается.

Жил один юноша, некто П. Всем он был хорош, только обе руки у него были правые. Нюанс небольшой и для чужих глаз неприметный, но на практике выходило не очень удобно. Самое печальное, что этот П не мог ни одну женщину по-человечески обнять — только наполовину, вторая рука в это время цепляла за спиной какую-нибудь другую женщину. И хорошо, если женщину!

Но вот однажды в объятие одной из его правых рук попалась некто Л. Эта Л оказалась необыкновенно красива. У нее были длинные и стройные ноги, их не портило даже то, что обе они были левые. Правда, саму Л это обстоятельство несколько тяготило: ей трудно было ходить по прямой, ноги постоянно уносили влево, она попадала под машины, врезалась в стены домов, в двери, в водосточные трубы, в других мужчин. П с нею порядком намучился, но отпускать не хотел — очень Л ему понравилась.

И выход нашелся: П взял возлюбленную на руки — и понес. Тогда и Л больше не заносило, и П нечем стало цеплять посторонних женщин. По всему выходило, что П и Л созданы друг для друга. И хоть на практике из-за их нестандартных конечностей частенько возникали самые нелепые ситуации, но наши герои твердо решили отныне жить вместе. На свадьбу купили жениху два кольца — на каждую руку, а невесте две пары туфель. Левые туфельки она надела, а правые оставили будущим детям — под рождественские подарки.

Некто Гриша Нычкин, холостой, из разнорабочих, выиграл в лотерею скатерть-самобранку. Принес ее домой, расстелил на тумбочке, разгладил ребром ладони сгибы и заказал для начала шкалик и жареной картошки. Выпил, закусил. Качество продуктов Нычкину понравилось, простота в обхождении тоже. Повторив шкалик, свернул он самобранку в рулон, сунул под мышку и пошел к своему приятелю Петру Давыдычу. По дороге прихватил старика Двоякина. Сели втроем на кухне, расстелили скатерть и айда делать заказы: три бутылочки водки, портвейн и огурцы соленые. Съели все это, стали ради эксперимента придумывать, что бы еще такое заказать. Извлекли из самобраных закромов щи, макароны по-флотски, бутылку самогонки… На этом гастрономические познания приятелей иссякли.

На следующий день Нычкин взял у соседки Вали поваренную книгу, вспомнил грамоту, прочитал несколько названий блюд и заказал их на три персоны. Съели заказанное с удовольствием, запили перцовочкой. Старика Двоякина с непривычки стошнило, но в целом идея понравилась. Стали с тех пор собираться каждый вечер у Петра Давыдыча и пробовать разные блюда из поваренной книги. Много нового для себя открыли — и в смысле всякой еды, и в смысле разнообразных горячительных напитков. Петр Давыдыч даже научился держать столовые приборы, Нычкин стал покупать журнал «Мой желудок» и читать его от корочки до корочки, а старик Двоякин, чтобы как-то скрасить ожидание горячих блюд, пристрастился к аперитивам…