Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

С момента взрыва на Европе-8, уничтожившего семь реплик и погрузившего в кому семь человек на Земле, прошло четырнадцать месяцев. Программу «Репликатор» заморозили семь месяцев назад решением подкомитета сената по безопасности труда. Корпорация «Ай-Бионикс» теряла миллионы каждый день. И, в конечном счете, все сводилось к работе Психопомпа и нескольких его коллег-психиатров в правительственном институте, куда поместили впавших в кому оригиналов. Психопомп, несмотря на докторскую степень, был простым техником, считывающим данные со зрительной коры пациентов. Что уже само по себе настораживало: как правило, сигналы от этой зоны мозга у впавших в кому людей почти обнулялись.

Сняв очки — старые, еще отцовские и более чем нелепые в этом технологическом подобии рая, — он протер усталые глаза и снова всмотрелся в экран. Белые расплывчатые пятна. Надел очки. Пятна прояснились, из трехмерной глубины всплыла ледяная пустыня.

Она должна была быть черной. Маленькое красное солнце системы, безнадежно далекое, не давало достаточно света. И все же в воспоминаниях — или в галлюцинациях — Гляциолога лед был белым. Возможно, потому что оригинал работал только с земными и марсианскими ледниками, и воспоминания реплики так странно преломились в его угасающем сознании.

Белые поля, ледяные торосы. Низкое небо над ними с намеком на синеву южных сумерек. Бесконечные звездопады: планетка находилась в зоне, соответствующей поясу Койпера, и синеву расчерчивали астероидные потоки. Горбатые полукруглые купола — лагерь «экспедиции». Черные башни двух запасных буровых установок. И воздух, пронзительно-холодный, лишенный кислорода воздух этой ледяной планеты. Его, конечно, Психопомп не видел, но нейротехнику казалось, что он ощущает на коже его морозное дыхание.

Люди не выдержали бы там и нескольких минут.

Реплики провели на Европе-8 двенадцать лет, просверливая панцирь планеты и закладывая геомагнитные бомбы, чтобы разбудить дремлющие под километровой толщи льдами вулканы. Разбуженные взрывами вулканы исторгли бы потоки тепла и магмы, создав вокруг планеты слабую пленку атмосферы и растопив льды. Они же послужили бы источниками энергии для следующей экспедиции. Водяная планета с атмосферой пригодна для терраформирования — так гласит теорема Уильямсона. Но прежде следовало превратить лед в воду. Следующими на очереди были энергостанции и кислород — этим должна была заняться вторая группа реплик, в то время как оригиналы продолжали трудиться на Земле, Марсе и других планетах «комфортной зоны». Так бы и произошло, но после взрыва заложенных на Европе-8 геомагнитных бомб оригиналы семерых погибших реплик впали в кому.

Психопомп, который в свободное от работы время позволял себе довольно рискованные размышления о политике и ситуации в мире, поставил бы три против одного, что все это ловкий трюк конкурентов «Ай-Бионикс». К примеру, «Ариан Технолоджи», разрабатывавшей тяжелые скафандры и оборудование для работы на экзопланетах. Не требовалось особых познаний в рыночной инфраструктуре, чтобы догадаться: прогресс с репликами избавил людей от работы в экстремальных условиях. Последние двадцать лет терраформированием занимались только изделия «Ай-Бионикс», с каждым годом становившиеся все более совершенными. Кое-кто из сотрудников называл их не репликами, а репликантами, намекая на андроидов из старых фантастических романов. Однако различие было ключевым. Искусственный интеллект, приближенный к человеческому, создать так и не удалось, зато ученые сумели скопировать человеческое сознание в мозг робота.

Отсюда и обозначение. Оригиналы и реплики. Люди и их копии, совершенно независимые от исходного носителя сознания. Так считали вплоть до того момента, когда четырнадцать месяцев назад на Европе-8 рванули геомагнитные бомбы.

Купола жилых корпусов. Черные паучьи лапы буровых опор. Небо цвета индиго и неестественно белый лед.

— Знаешь, у эскимосов было то ли сто, то ли триста слов, обозначающих снег.

Психопомп вздрогнул и обернулся. Через спинку кресла перегнулся Лойсо Гвид, один из команды психиатров. Молодой, лет на двадцать младше нейротехника. Напористый. Амбициозный. Такие поначалу хотят покорить мир, а потом либо выполняют задуманное, либо — что случается намного чаще — уходят из академической науки в какие-нибудь новые «Биониксы» в погоне за длинным баксом.

Лойсо начал свое покорение мира с того, что предположил: виной всему блок «пассионарности», последняя техническая примочка производителей. Предположение было более чем логичным. На этой семерке блок впервые испытали в полевых условиях, хотя предварительно в течение полутора лет тестировали в лаборатории. А если быть точными (Психопомп предпочитал точность формулировок, за что бывшие однокурсники и нынешние сотрудники считали его педантом), сжигали, расстреливали и взрывали реплики преступников и добровольцев. Добровольцы получали за это кругленькую сумму. Преступники не получали ничего, кроме бесплатного нейроскана. Никто из подопытных, если говорить о людях, не погиб, и блок сочли достаточно безопасным, чтобы начать полевые тесты.

Эти семеро тоже были добровольцами. Теперь они покоились в стазисных гробах и все как один грезили о последних двенадцати часах перед взрывами, прогремевшими под коркой льда и навсегда изменившими облик планеты Европа-8. «Почему последние двенадцать часов?» — снова подумал нейротехник.

А Лойсо, оказывается, все еще говорит.

— Триста слов для снега, неплохо. Интересно, сколько у этих? — Гвид кивнул в сторону саркофагов с пациентами.

Психопомп нахмурился. Неточность формулировок его просто убивала.

— Не у этих, а у их реплик. Это раз, — сухо ответил он. — И два: не думаю, что реплики способны на словотворчество.

Лойсо ухмыльнулся, будто не замечая резкого тона, и оперся локтем о спинку кресла, которое тут же провернулось на ножке, и нейротехник чуть из него не вывалился, но Гвид продолжал как ни в чем не бывало:

— Если у оригиналов и реплик одинаковые воспоминания, можно предположить, что и личность тоже одна. Это раз. И два: реплики точно копируют сознание оригинала, так отчего бы нашим спящим красавицам не иметь склонности к словотворчеству?

Психопомп поморщился — не из-за кресла, а из-за неуважения к почти покойникам. Отец, светлая ему память, всегда говорил: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». А эти были практически мертвы — нельзя ведь считать жизнью ледяную пустыню, застывшую у них под веками.

— Вы мне мешаете, Лойсо, — мягко, но настойчиво произнес нейротехник. — Я пытаюсь просматривать записи.

Молодой ученый фыркнул и, запихнув руки в карманы халата, комически пожал плечами.