Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1990 год

И в Советском Союзе греки имели возможность изучать родной язык лишь до 38-го года: потом, после волны репрессий, школы были закрыты. Только через пятьдесят без малого лет, после настойчивых требований греков, живущих в Грузии, особенно в Сухуми, преподавание родного языка в этих местах наконец возобновилось.

Надо видеть радостное лицо мальчишки, вбегающего домой после уроков: узнав первые греческие слова в школе, он спешит поделиться ими со своими родителями...

Мать наливает ему суп, а он указывает на тарелку: «пьято». Мальчишка продолжает называть незнакомые взрослым слова, не приступая к еде, и они после настойчивых требований сына неумело повторяют казавшиеся вроде бы и родными, но отчего-то не произносимы вслух так же легко, как это получается у сына, слова: школа — схолио, тетрадь — тетрадио, книга — вивлио.

Так через долгие годы в дом возвращается греческий язык.

Наконец-то и греки Мариуполя стали изучать по-настоящему родной язык. «По-настоящему» говорю потому, что разговаривают они с каким-то, мягко говоря, ущербным для богатейшего эллинского языка упрощением, искажением, с использованием густой языковой смеси из русских, украинских, турецких и татарских слов. Но не их в том вина.

Вспоминаю трудное начало, когда руководитель семинара по изучению греческого языка в Советском Союзе Марина Львовна Рытова из Московского областного педагогического института имени Крупской бралась за нелегкое дело: готовить учителей для греческих школ. Она настояла, чтобы программа была точь-в-точь такой, как в Греции. Один из ее учеников, Ахиллес Чапиди, учитель из Рустави, был направлен в Грецию на семинары. Марина Львовна занимается подготовкой учителей и у себя в институте, состоялся уже первый выпуск.

Несколько лет назад на читательской конференции, где обсуждались мои романы «Севернее Салоник» и «Большая земля», был задан вопрос:

— Почему мы, греки города Орджоникидзе, где нас около пяти тысяч, не можем открыть греческий клуб?

— Если вы меня уполномачиваете — пожалуйста! — несколько торжественно ответил я и улыбнулся для убедительности, словно показывая, что дело это в период повсеместной перестройки вполне разрешимое, стоит лишь захотеть.

По окончании конференции меня окружила молодежь.

— Что для этого нужно сделать? — осведомился парнишка, крупный, полнотелый, круглолицый, чем-то похожий на моего сына, который в ту пору был в армии, и звали его Алексеем, как и моего.

— Нужны желающие вступить в такой клуб — раз,— начал я.— Создать инициативную группу — два. И, наконец, собраться...

— Списки подготовим, объездим дома,— Алексей осмотрелся, отыскивая среди парней единомышленников, желающих заняться этим без промедления.

Списки примерно ста пятидесяти семейств (около пятисот человек разного возраста) через три недели ребята привезли мне домой. Очередь теперь была за мной. Однако дальше дело пошло медленно. Мешало живучее старое мышление некоторых местных руководящих работников. Долго ходил я, обивая пороги учреждений, доказывая значимость такого клуба в нашем городе. Почти год ходил.

Убедил наконец. Дали нам помещение в одном из Дворцов культуры (сейчас к греческой общине переходит здание, в котором до 38-го года была греческая школа, и строили его греки). Собралась инициативная группа, избрали оргкомитет. Название клуба я заранее придумал, и все одобрили — «Прометей». Пусть добрые дела героя трагедии Эсхила станут целью и нашего клуба:

И людям стал наставником огонь Во всех искусствах, помощью великой...

Взялся я за сценарий и постановку концерта, посвященного открытию клуба, использовал частично и монолог Прометея из трагедии «Прометей прикованный». Девочки подготовили самодеятельным актерам костюмы. Алексею, моему доброму помощнику, выпала роль Прометея. Трогательная музыка Теодоракиса, Прометей, прикованный к скале, феи, оплакивающие и возвеличивающие подвиг героя,— никто из зрителей не остался равнодушным.

По сей день детвора, да и взрослые тоже называют Алексея Афанасиади «наш Прометей».

Чем же занимается наш клуб? Здесь изучают родной язык и историю Греции, слушают греческую музыку, разучивают понтийские танцы. Мы снова ощутили себя эллинами...

Однажды ко мне обратился доктор философских наук, профессор Тео-хар Кессиди:

— Переехал бы в Москву, взялся бы за создание в столице греческого клуба. У нас греков раза в три больше, чем в Осетии.

— Найдутся и без меня инициаторы,— ответил я и не ошибся.

Через год такой клуб в Москве был создан, думаю, что появятся и в других городах.

Приведу ироничные откровения Теохара Кессиди, которые были вполне уместны в нашем с ним разговоре о судьбе советских греков.

— В 1952 году я поступал на работу в одно из московских учреждений,— рассказывал Теохар.— С трудом записав имя, отчество и фамилию — Теохарий Харлампиевич Кессиди,— работница отдела кадров подошла к общеизвестному пятому пункту — «национальность». Когда я произнес слово «грек», в ее глазах прочел недоумение и даже испуг. Поскольку я родом из Грузии, она попыталась склонить меня к тому, чтобы я записался грузином. Но ведь у меня в паспорте написано «грек», возразил я. Когда же я не согласился и на «армянина», моя собеседница растерянно замолчала. Потом поинтересовалась относительно времени моего «переселения» из Греции в СССР. Чтобы успокоить женщину и снять с нее всякую ответственность за «притупление бдительности», я сообщил, что мои предки поселились на берегах Черного и Азовского морей еще в VI—V веках до нашей эры. Она записала это в графе «Примечание». С того времени мои коллеги, которым я рассказал о приеме на работу, называют меня «современным древним греком V века до нашей эры».

К счастью, времена меняются. Но, чтобы все меньше становилось тех, кому все еще нужно доказывать, кто мы и откуда взялись, нам необходимо возрождать свой язык, свои обычаи.

Летом 1988 года я ездил в Грецию на второй Всемирный понтийский съезд. По окончании съезда делегаты отправились в поездку из Салоник по Северной Греции, где проживают в основном понтийцы. Первым городом на нашем пути был Килкис.

Главная магистраль Килкиса с утра была перекрыта взрослыми и детьми, одетыми в национальную одежду — плиссированные юбки, жилеты, шерстяные чулки, туфли с помпонами. Нас ждали. После торжественных приветствий мэра и угощений начались понтийские танцы. Не передать словами, с какой строгостью на лицах, сосредоточенностью, то плавно, то быстро передвигались по кругу юные танцоры, как опускались, будто становились на колени, как мгновенно поднимались, словно пытались взлететь...

И мы танцуем понтийские танцы. Но как? Наши танцы ограничиваются двумя-тремя движениями — упрощенными и куцыми. И знаем-то всего два-три танца. Слышал я от своих родителей и от стариков, как танцевали наши предки, но видеть не приходилось. И национальную понтийскую одежду видел лишь на страницах журналов и на старинных фотографиях. Что же мы передадим детям? Удастся ли нам, грекам, живущим в Советском Союзе, все это восстановить? Говорил я об этом в афинском Центре понтийских исследований, обещали помочь — дать образцы национальной одежды, снять для нас на видео танцы, прислать по возможности специалистов. Хочется верить, что наши дети будут, танцевать традиционные сера или кочари так же, как танцуют их в Греции.