Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1970 год

И тут, к всеобщему удивлению, Чапаев взорвался.

— Николаевск! Николаевск! Царь был Николай — и город наш Николаевск... К черту Николаевск! Давайте назовем город Пугачевск. Как, товарищи?

Возражений не было.

Вскоре оба полка сошли с дороги и укрылись по обе стороны от нее в оврагах. Красноармейцы опустились на жесткую пропыленную траву и сразу же уснули.

Часа в два ночи на дороге, стороны города, послышался колесный скрип и приглушенные голоса. К Пузановке приближалось несколько подвод. Вооруженные винтовками люди — человек семьдесят — сидели на телегах, шагали вслед за ними. Судя по всему, настроение у них было самое благодушное.

Красноармейская застава остановила обоз:

— Стой, кто такие?

С первой подводы спрыгнул на дорогу человек в штатском пиджаке и с золотыми погонами на плечах. Город, занятый белыми, был так близок, что офицер явно не ожидал встретить почти под самыми его стенами кого-либо, кроме белого караула. Да и ночь была темна.

— Свои... — на всякий случай начал он, но тут же добавил: — Офицеры. Мобилизованы в Народную армию. Едем в Самару, в распоряжение командования, для формирования.

Выигрывая время, часовые стали препираться с офицерами: «Кто командировал? Где приказ?» А в эти минуты рота сторожевого охранения, которой командовал Иван Бубенец — местный уроженец, бывший гвардейский офицер, пользовавшийся у Чапаева, несмотря на всю его нелюбовь к людям с таким прошлым, безграничным доверием, — уже окружала обозников... Поступить «в распоряжение командования» им так и не довелось.

Прошел еще час. Уже стихли возбужденные разговоры, которые вели красноармейцы после недавнего происшествия. Вдруг издалека вновь послышались голоса, скрип колес, понукания подводчиков. Звуки доносились уже с севера, со стороны Самары.

Сторожевая рота притаилась у дороги, ждала.

Передние подводы, натолкнувшись на часовых, остановились. Сзади послышались недовольные восклицания, ругательства.

— В чем дело? Двигай быстрее!

Иван Бубенец подошел к первой подводе. Кто-то лежавший на ней проговорил сонным раздраженным голосом:

— Я полковник Народной армии. Мой полк направляется в Николаевск, на помощь нашим частям.

Бубенец щелкнул каблуками и вскинул руку к козырьку:

— Рад приветствовать вас! Я немедля дам знать о вас господину полковнику — командиру добровольческого отряда, в котором имею честь служить. Надеюсь, что не задержим вас.

Старая служба пригодилась Бубенцу: выправка его была безукоризненна, манера говорить и держать себя вне всяких упреков. Ни тени подозрения не закралось в душу полковника: он приказал остановить обоз, растянувшийся по тракту почти на целую версту. Достал портсигар, предложил Бубенцу папиросу. Завязался разговор о последних военных новостях.

Бубенец нарисовал картину блистательных побед под Николаевском и в самом Николаевске — красные рассеяны, разбежались по степи, побросав оружие, целыми батальонами сдаются в плен и выражают горячее желание бороться с большевиками; в Николаевске же всеобщее ликование, хлеб-соль, тысячи добровольцев, новые полки.

— С одним из них вы, господин полковник, и повстречались.

Красноармеец, посланный Бубенцом на батарею Разинского полка, тем временем прибежал туда. Он уже показывал на дорогу: на ней мерцало бесчисленное множество багровых светлячков — огоньки папирос.

Нельзя было терять ни секунды: красноречие Бубенца не могло удерживать на дороге целый полк слишком долго, полковник мог заподозрить что-то неладное. Жизнь Бубенца висела на волоске. Он морочил голову своему собеседнику уже почти полчаса.

Оба полка бесшумно окружили в темноте белый обоз. Прозвучал условный сигнал — револьверный выстрел, и на подводы бросились и конники, и пехотинцы... Вражеский полк был разгромлен полностью. Чапаевцы захватили большие по тому времени трофеи: сорок пулеметов, десятки ящиков с патронами, гранатами.

А утром был взят Пугачевск. Позже он был официально назван Пугачевом.

Но когда, при каких обстоятельствах мог сделать поправку в своем атласе Владимир Ильич?

Вопрос этот я задавал научным сотрудникам пугачевских музеев — краеведческого и чапаевского мемориального, расположенного в том самом небольшом деревянном доме, где в 1918 году жила семья Чапаева.

Ответ везде был один: вероятнее всего, что Владимир Ильич сделал эту пометку во время беседы с одним из здешних партийных работников, делегатом VIII партийного съезда Раисой Борисовной Борисовой. Беседа эта происходила в один из последних мартовских дней 1919 года в кремлевском кабинете Ленина.

К большому сожалению, расспросить об этом саму Раису Борисовну не удалось: она скончалась недавно в Москве. Остались ее воспоминания, рассеянные по газетам и журналам, включенные в сборники и выпущенные отдельными изданиями. Вот что удалось разыскать.

В марте 1919 года на уездной партийной конференции в городе Пугачеве Р. Б. Борисову избрали делегатом на VIII партийный съезд. Раиса Борисовна только что встала на ноги после тяжелой болезни, на саму себя не была похожа и убеждена была в том, что ее теперь никто из тех, кто встречался с ней раньше, и узнать не сможет. Каково же было ее удивление, когда Ленин, проходя через зал заседаний съезда, остановился и протянул ей руку:

— Здравствуйте, товарищ. Вы делегат от Пугачевского уезда? Ну, а как Чапаев? Хорошо воюет?

— Да, сейчас он командует бригадой в 4-й армии под началом Фрунзе.

— И теперь поддерживает связь с уездным комитетом партии?

— Чапаев часто пишет, и мы наведываемся к нему.

Фигура Чапаева, видимо, сильно интересовала Ленина, и он заводил разговор о нем не один раз, когда в дни работы съезда встречался с делегатом из заволжского уезда. Однажды, увидев, что Борисова беседует с Надеждой Константиновной Крупской и Марией Ильиничной Ульяновой, Ленин, остановившись на минуту, сказал жене:

— Вот товарищ Борисова может тебе подробно рассказать о Чапаеве.

А в один из тех дней, в перерыве между заседаниями съезда, Владимир Ильич попросил Борисову зайти к нему в кабинет и рассказать о сельскохозяйственных коммунах в уезде.

«...Книги вдоль стен, книги на этажерках, рядом с письменным столом, книги на столе... — писала позднее Раиса Борисовна об этой встрече и этой беседе. — Карты. На них вся Россия с ее фронтами. Ильич во время нашего разговора часто взглядывал на карту.

На столе телефон, клей, ручка... Впрочем, подробно рассматривать обстановку мне было трудно. Я все время следила за выражением лица Ленина, за его руками. Иногда он что-то записывал».

Вполне возможно, что именно в эти минуты, следуя своей привычке видеть на карте тот район страны, о котором шла речь или которым были заняты его мысли, и рассматривая карту настольного железнодорожного атласа, Владимир Ильич и переправил старое название заволжского городка на новое, давно уже вошедшее в повседневный обиход. Так, очевидно, в атласе Ленина появилась поправка, которую сделал на карте России народный герой Василий Иванович Чапаев.