Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1970 год

Все мы постепенно к нему привыкли. Он был вроде как на должности ангела-хранителя быков. Но в прошлом, дай бог памяти, году к открытию охотничьего сезона на разъезде высадилась веселая компания городских охотников. Они поставили палатки неподалеку от тупика и провели в них шумную ночь: с гармошкой, жженкой и танцами. Говорили, что не обошлось и без женщин. Рыжий был у них вместо шута. Пользуясь его слабоумием — чем, если не слабоумием, объяснишь такую преданность бедняги животным, — они устроили себе развлечение.

Один из охотников сказал:

«Сделаешь все, что я прикажу, и я поставлю тут человека, чтобы он заботился о каждом быке. Ты знаешь, что я хозяин поезда?»

Рыжий принял его слова за чистую монету. Он был доверчивый, хуже грудного младенца. И вот началась потеха, которая переполошила всех в округе.

Ему кричали:

«Рыжий, скачи на одной ноге!»

Гигант принимался прыгать, как мартышка.

«Рыжий, прыгай в ручей!»

Рыжий кидался в грязь.

«Рыжий, выпей единым духом стакан водки!»

И он пил без разбора, пока не свалился замертво на землю.

На следующий день толпа плясунов постреляла в лесу и вернулась в город, подвесив к поясу множество пичужек, наших самых сладкоголосых певуний. Когда охотники садились в вагон, их восторженно приветствовали другие пассажиры.

После отъезда гостей Рыжий уселся на камень возле костра и стал ждать, когда те выполнят свое обещание. Однажды его нашли мертвым. Путейские выкопали яму рядом с тупиком и похоронили его.

Сейчас в округе поговаривают, что он был святой. Знаете почему? Подойдите-ка сюда к двери и поглядите вон туда, где самая тьма. Видите там затерянный огонек? Это костер Рыжего. Его-то, я уже сказал, давно нет, но свет, который он оставил на земле, так и не погас. Уже идут слухи о чудесах. Глупости, конечно.

Афонсо Шмидт

Перевел с португальского В. Соболев

Казна пустовала. Один за другим поднимались отцы-сенаторы и звучною латынью излагали различные проекты укрепления — с наименьшими затратами — берегов Тибра. Во многих местах своенравная река подмывала берег, и мутная вода затопляла притибрские кварталы, а посему меры надлежало принять самым срочным образом. Но при отсутствии средств и лучшие проекты останутся лишь словами. И тогда встал один сенатор. В руках он держал обычный глиняный горшок, такой, в которых жены плебеев готовят каждый день похлебку. Горшок был закопчен, и в дне его зияла дыра. Плавным жестом сенатор указал на сосуд, произнеся лаконично:

— Вот что спасет берег.

Сенаторы недоверчиво хмыкнули, оратор же развил свою мысль:

— Как известно вам, о отцы-сенаторы, древнеримская наша казна пуста,

Мы же тибрские бреги должны укрепить, город спасти для себя и потомков. Эту задачу на плечи потомков взвалить предлагаю. Способ и прост, и хорош, и нам перебиться позволит. Мусором римским обильным слабый наш брег укрепим.

Нету цены у горшка, в наших глазах он ничтожен. Лет же две тыщи спустя каждый его черепок звонкой монетою станет.

Нам остается одно, нам и близким нашим потомкам — и черепок, и горшок, и тоги пурпурной обрывок, и ржавый ошейник раба, и воина сломанный меч, все в порядке собрав, до нужных времен сохранить.

Дальний наследник, в деньги горшки обратив, тибрские бреги скует, в камень их прочный одев...

Сенаторы зааплодировали. Проблема была решена.

Каемся — этой сцены не было. Но то, что произошло очень много лет спустя, заставило нас подумать, что они, древние сенаторы, были прозорливы настолько, что предусмотрели все на две с половиной тысячи лет вперед.

А было вот что. Сенат решил весь городской мусор свозить в определенные места на берегу Тибра и складывать там, усердно утрамбовывая. Этим убивали двух зайцев — укрепляли берег да и Рим избавлялся от мусора.

Минули века. Империя сменила республику. Канули в небытие трибуны и консулы. Но действовало по-прежнему указание о мусоре: каждый день его вывозили, собрав по городу, в указанное место и там усердно утрамбовывали.

И вырос на берегу Тибра высокий холм, который римляне называли «Коллина-ди-Теста», что значило «Холм глиняных горшков». К нашим дням о происхождении названия забыли, холм же Коллина-ди-Теста порос кустами и деревцами, превратился в излюбленное место отдыха римлян. День, когда некий предприимчивый любитель археологии задумался над странным названием, можно считать началом гибели холма. Тем же вечером вонзилась в землю лопата, и очень скоро пошли по домам археологи-любители, пошатываясь под тяжестью мешков с добычей.

Чего здесь только не было! Битые (древнеримские!) горшки, поломанные (древнеримские!) статуэтки, гнутые (древнеримские!) гвозди и многое, многое другое.

Спустя очень короткое время набеги непрошеных археологов превратились в бедствие. Холм напоминал собой миниатюрную Аляску времен золотой лихорадки. Срочно столбились участки. Чичероне за умеренную мзду приводили туристов, а те, уплатив пять-десять долларов хозяину участка, брались за лопату и через пару минут превращались в счастливых обладателей античных сувениров, выкопанных собственными руками.

Наиболее предприимчивые дельцы приобрели уже небольшой экскаватор и...

...Тут бы холму и конец, да опасность помогла: Тибр, не изменивший за тысячи лет капризный характер, снова приготовился ринуться на ослабевший берег. Газеты забили тревогу. Далекие потомки отцов-сенаторов вновь столкнулись с той же проблемой, что, и их предки.

И тогда-то отцы города приняли решение: объявить все находящееся в недрах холма собственностью города, участки для раскопок сдавать по высокой цене, взимать особо деньги за каждую найденную вещь, а вырученные деньги пустить на укрепление берега современными средствами...

Л. Ольгин

Горячий ветер мешедских песков крошит кирпичи в стенах высокие минаретов средневековой Мисрианы. Стоит выкрошиться одному кирпичу, и разрушение идет, как и кладка, — по кругу. Один минарет как раз посредине сбросил с себя широкий пояс облицовки, другой, украшенный арабской вязью, время как будто хочет спилить у основания.

Два минарета, обвалившаяся арка портала (на ней кое-где сверкают ярко-голубые, в тон туркменского неба, изразцы) и сильно оплывшие, когда-то мощные стены — вот все, что осталось от знаменитого в свое время города.

Это был большой город, и он не одинок на ныне пустынных такырах юго-западной Туркмении — древней Мисрианы. Ахур, Эль-Бухейра, Мохаммадабад и еще много-много поселений стояли в былые времена там, где теперь сохранилось всего два аула, где меж развалин древних зданий теперь бродят верблюды и ползают змеи. Да торчат над плоским такыром усыпанные черепками деле — холмы. Их за века образовали разваливающиеся глинобитные постройки древних селений. Ветер на глазах уничтожает мавзолеи мешедского кладбища — последние крупные строения Мисрианы...