Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1971 год

30 августа. Вода холодная, но под водой ребятам жарко.

Нашли на разбитом ходовом мостике рулевую колонку и целый день, сменяясь, «рубили» ее, чтобы поднять. Когда наконец подняли и очистили секторы рулевых поворотов, определили по стрелке последнее положение руля. Стрелка стояла точно на 0. Значит, руль стоял прямо.

Последнее положение руля. Последняя команда раненого командира Василия Николаевича Ерошенко на горящем ходовом мостике...

Как все там было?

21 сентября 1941 года эскадренный миноносец «Фрунзе» вышел из севастопольской бухты. Это был красивый немолодой корабль, оставивший за кормой двадцать пять лет жизни.

Под флагом командующего эскадрой Черноморского флота контрадмирала Л. А. Владимирского эсминец шел в Одессу: вез секретные документы и план высадки первого в истории войны морского десанта черноморцев под Григорьевкой и Чебанкой.

Стоял полный штиль. Давно скрылся за кормой Севастополь, и прошел справа по борту далекой песчаной полоской низкий Тарханкут с башенкой-маяком — последний лоскуток Крыма.

И уже открылся вдали столбиком-спичкой основной Тендровский маяк.

Команда обедала на боевых постах, когда сигнальщик крикнул:

— Справа пятнадцать... Силуэт корабля и дым!

Сигнальщик торопился и пропустил в докладе слово «градусов».

Справа пятнадцать — это значит совсем немного, на пятнадцать градусов правее носа, чуть-чуть в сторону от мысленно проложенной линии курса.

Как представить, что было потом?

Полный ход на сближение с горевшим судном. Гибель канонерки «Красная Армения». Спускаемые шлюпки... Спасательные круги... Люди за бортом в масляной воде...

И самолеты Ю-87. Новейшие одномоторные пикирующие бомбардировщики. (В этот воскресный день черноморцы впервые встретились с ними.) Еще неделю назад они бомбили английские крейсера в Средиземном море.

Полный ход. Форсаж главных машин, и бешеная стрельба из всех видов оружия вплоть до главного калибра. (Зенитных скорострельных автоматов и новейших по тому времени зенитных орудий на «Фрунзе» не было. Были старые лендеровские пушки.)

Самолеты падали и падали в крутом пике. И успевали, бросая бомбы, уходить из огня устаревших для их скоростей зениток и снова падали, ревя на форсаже моторами. Вот уже разрыв близко от кормы... Доклады о пробоине и повреждениях, и молчание зениток на юте. Только одинокий стук пулеметов — длинный, до конца ленты.

Потом смерть комиссара эсминца Золкина Дмитрия Степановича. Он спокойно и несуетливо спускался с мостика, шел под огнем широким морским шагом, чтобы проследить за затоплением носовых артпогребов. И гибель капитана 1-го ранга С. Н. Иванова. (Он вез черный портфель с документами и планом высадки григорьевского десанта.)

Потом взрыв бомбы рядом с мостиком... Вышедшие из строя системы управления и связи. Тяжело раненный командир корабля В. Н. Ерошенко, и легко — адмирал Владимирский. И цепочка матросов, которую ставит адмирал, чтобы передавать голосом команды в машинные люки. Он сам командовал с палубы.

И толчок о грунт. Широкоскулый буксирный пароходик ОП-8 с задымленным флажком вспомогательного флота подошел к эсминцу и пришвартовался за трубу корабля. Прямо за трубу.

Огонь единственного пулемета буксира... убитый пулеметчик... И бомба в корму...

Так заканчивался этот далекий воскресный день 21 сентября 1941 года на Черном море в районе Тендровской косы, где покачивается сейчас в волнах бакен-ревун и стоит недалеко от погибшего корабля рыжая старая сигара.

Моряки плыли к косе. Раненых подбирали шлюпки.

Последними притопленный буксир покинули адмирал и командир корабля. Адмирала забрал торпедный катер. Человек в мокром кителе с широкими шевронами флагмана на рукавах — единственный, который точно, на память, знал план, время и точку встречи отряда высадочных средств с кораблями севастопольского десанта. Десант должен был состояться!

Арсений Рябикин, наш спец. корр.

Вероятно, это прозвучит парадоксально, но я смею утверждать, что ландшафты пустынь относятся к числу самых многоликих, самых фантастических и даже красочных на земном шаре. Пустыни, которые многие из нас представляют себе скучными и однообразными, по многоликости могут поспорить даже с лесами. Лесам они, пожалуй, уступят. Но только лесам. Нитундра, ни степь, ни саванна сравнения с пустыней не выдержат.

Мне довелось побывать в Каракумах, Кызылкуме, на Устюрте. Но тот, кто хоть раз увлекся красотою и своеобразием пустынь, не может не мечтать о Сахаре — величайшей пустыне нашей планеты. И я тоже мечтал увидеть Сахару. Но с Сахарой мне не везло. Несколько раз я пролетал над нею, направляясь в Черную Африку, однако все перелеты, как нарочно, происходили ночью, и лишь однажды я увидел западный, упирающийся в Атлантический океан край Сахары, размытый зеленоватым лунным светом.

Планета наша не торопится раскрыть все свои тайны. Тайну или загадку пустынь — тоже. Почти все пустыни земного шара хранят следы былой буйной жизни — некогда они были зелеными и обильными влагой. Какие силы изменили природные условия?.. И как приспосабливались люди к новой обстановке?..

Удивительная эта пустыня, Центральная Сахара. Человек появился в ней еще в палеолите, а сейчас она относится к числу наименее заселенных районов планеты. Пустыня, которая то наполнялась водою и зеленела, то высыхала и желтела. Пустыня, в которой жизнь и смерть теснили и сменяли друг друга. Несколько тысячелетий назад талантливейшие художники украсили Сахару удивительными фресками. В наши дни Сахара некоторое время служила атомным полигоном. В Сахаре возникали и гибли античные и средневековые города. В 20-х годах XX века человеческий гений угадал в Сахаре нефть, а в 50-х годах в пустыне вспыхнули оранжевые факелы над газовыми скважинами, появились нефтяные вышки и новые поселки... Любая из этих страниц долгой истории Сахары чрезвычайно сложна для понимания. Осмыслить их одному человеку не по силам, но не интересоваться ими, по-моему, невозможно.

Впервые мне удалось побывать в Сахаре, когда я попал в Египет. Там тогда уже развернулось крупнейшее в истории пустынь строительство — строительство Асуанского гидротехнического узла. Правда, специалисты-пустыневеды далеко не единодушно относят пустыни Египта к Сахаре: «максималисты» проводят восточную границу Сахары по Красному морю, а «минималисты» — по долине Нила. Я склоняюсь к мнению первых и потому записал на свой «счет путешественника» еще три пустыни: Аравийскую — темно-бурую, каменную, Ливийскую — ярко-желтую, песчаную, пропоротую грядами черных скал, Нубийскую — из темно-каменных холмов, похожих на пирамиды, — три восточные пустыни великой Сахары.