Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год

Вскоре вокруг нас образовалась шумная компания — Сережа Яковлев, инженер и самодеятельный композитор Виктор Капустин, фотограф «Комсомольского прожектора» Надя Шуйская, другие знакомые и незнакомые мне люди.

В этот вечер ребята не сказали ничего путного и значительного. Да и что тут говорить, когда сообща построено столько домов и дорог, и в каждом доме, на каждом километре трассы оставлена часть себя, маленькая часть жизни. Истинные слова негромки, истинные поступки немногословны. Главное, наверное, заключалось в улыбках, в подкупающем радушии Сережи, Худи и Хунзи; в том, что сегодня прожит трудный, хлопотный день, и он, слава богу, подходит к концу; и что завтра можно, наконец, выспаться, сходить в кино, в библиотеку или на охоту; и что впереди еще столько всяких дел и нужно успеть их осуществить.

В Салехардском аэропорту, ожидая рейса на Москву, я случайно встретил Леву Пушкина. Он выгружал из вертолета какие-то мешки с пломбами и делал это без всякого удовольствия.

Я подошел к нему.

— Вот, — сказал Лева с обреченностью смертника, — на временную работу оформился.

— Ну и как?

— А-а-а!.. — Он махнул рукой и отвернулся.

— Я тебе тут письмо написал,— сказал я Пушкину, чтобы как-то ободрить его. — Сегодня опустил. — Но он даже не пошевелился. — Я кое-что узнал в Надыме. — Лева навострил уши. — В стройуправлении есть одна вакансия. Тебе обещали прислать вызов...

Олег Ларин

Первый и третий классы «Лауро Содре»

Ровно в восемнадцать часов объявили посадку, и по брошенным на причал сходням, толкаясь и суетясь, сотни пассажиров третьего класса устремляются в темное чрево «Лауро Содре». Беря штурмом нижнюю и верхнюю палубы, пассажиры кидаются к стоикам, расчалкам, перилам и, пытаясь опередить друг друга, захватывают лучшие места, куда можно привязать цветастые гамаки.

Шум, крики, плач детей, проклятья, просьбы повисают над причалом белемского порта. Счастливчики, пристроившие гамаки подальше от машинного отделения и поближе к умывальникам, со снисходительной улыбкой наблюдают за суетой менее удачливых попутчиков.

Умостившись в сером гамаке по левому борту нижней палубы, тихо стонет Лурдес — мулатка с громадным животом.

— Крепись, жена, — увещевает ее пожилой негр, раздирающий зубами кусок сушеной трески, — даст бог, доплывем. А ежели, по воле божьей, родишь на судне, так это бесплатно!

Жозе Катарино — молодой башмачник из Сан-Луиса — влез по ошибке в бар первого класса и принялся там привязывать свой гамак. Разумеется, он был изгнан бдительным буфетчиком. Жозе спускается вниз, но и средняя и нижняя палубы уже забиты. Парень долго еще мыкался бы без места, если бы его не окликнул земляк Карлос. Кое-как Жозе втискивается со своим гамаком между гамаками Карлоса и какой-то негритянки с двумя грудными детишками. Сверху над гамаком Жозе свесил правую ногу старик японец, который влез на судно одним из первых и с тех пор тихо лежит себе в гамаке, закрыв глаза.

Неподалеку весело галдят три девицы — обладательницы древнейшей женской профессии, направляющиеся попытать счастья в объявленный недавно открытым портом и заполненный иностранными моряками Манаус. По непостижимой иронии судьбы рядом с ними оказалась монашка сестра Ионисия, возвращающаяся в Уаупес — поселок на реке Риу-Негру, где в составе одной из салесианских миссий она денно и нощно обращает индейцев в католическую веру. Поджав губы и перебирая четки, сестра старается не глядеть на своих шумных соседок.

Часам к восьми по трапам пошла «чистая» публика первого класса. Этим спешить не нужно: в билете у каждого указан номер каюты и места. Сопровождаемые вереницами носильщиков с чемоданами, саквояжами и баулами, они подымаются на самую лучшую — верхнюю палубу, наиболее удаленную от вони трюмов и грохота машин. Размещаются по каютам, а затем выходят на прогулочную палубу, начиная знакомства с попутчиками.

В соседней каюте слева от меня разместился сеньор Пауло — худой бухгалтер из Сан-Паулу, вышедший недавно на пенсию и решивший прокатиться на старости лет по просторам родины. В соседней каюте справа копошится чета Рихтеров: сеньор Фернандо — розовощекий толстяк с седыми волосиками на розовом черепе, и его упитанная супруга — дона Луиза. За ними — каюта элегантного молодого человека, отрекомендовавшегося Итамаром. Ему уже тридцать пять, он занимается коммерцией: нанялся в какую-то фармацевтическую фирму на должность агента по рекламе. Итамар разъезжает по северу и северо-востоку Бразилии с образцами «новых, патентованных, быстро действующих, наиболее эффективных, без противопоказаний» медикаментов, убеждая провинциальных врачей и аптекарей, что только лекарства его фирмы считаются самыми лучшими, тогда как товар конкурирующих лабораторий является «подозрительным, недостаточно изученным, не апробированным, вызывающим побочные эффекты».

Поскольку ничто в Бразилии не совершается в назначенное время, никто не удивляется, когда «Лауро Содре» не отходит по расписанию — в десять вечера, как было указано в билетах. И в третьем и в первом классах (второго класса на судне нет) начинаются ленивые споры, отойдем ли мы раньше или позже полуночи. Кто-то предлагает пари, что проторчим тут до утра. Но где-то около полуночи судно начинает подавать признаки жизни: внизу загудели машины, зазвякали сигналы машинного телеграфа. На правом крыле мостика появился капитан — молодой парень в бесшабашно заломленной на затылок белой фуражке. Раздается низкий гудок. Тяжело повернувшись кормой к как-то провалившимся сразу во мглу огням пристани, «Лауро Содре» неторопливо направляется в черную ночь, начиная очередной рейс по маршруту Белем — Манаус, протяженностью в тысячу миль.

Тысяча миль по самой полноводной реке нашей планеты — Амазонке.

Отчего богатеет гринго

«Лурдес Сантана из Абаэтетубы извещает свою сестру Франсиску в Алмейрине о том, что доктор нашел у ее дочери Марии верминоз». «Внимание, Педро да Роша с рудника Массангана. Твоя подруга Лусия сообщает из Итапиранги, что из 145 крузейро, что ты ей послал, она получила только сто. Остальные сорок пять ей вручены не были».

Это «радиопочта». Все радиостанции Амазонки по нескольку часов в сутки передают короткие объявления и извещения, заменяющие отсутствующую здесь почтовую службу. С утра до поздней ночи равнодушный голос диктора, читающего эти записки, звучит из транзисторов, привязанных к гамакам третьего класса. В шесть утра тихий писк какого-то уже щебечущего, как ранняя пташка, транзистора перекрывается гулким динамиком внутренней трансляции. Сердито посопев, раздраженный голос объявляет: