Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

— Он откроет в городе контору, как раз под стать такому вот молодому энергичному бизнесмену. Страхование, разного рода сделки купли, продажи и найма движимой и недвижимой собственности, залоговые операции — короче, все, на чем он сможет нажиться. Не нарушив ни одного закона, он обдерет их как липку. Жестокость он замаскирует ханжеством. С обаятельной искренней улыбкой он будет обворовывать всех и каждого, свято чтя при этом букву закона. Он не постесняется пойти на любую низость, не побрезгует самой подлой уловкой.

— Ну разве ж так можно?! — вскричал Тобиас. — Да, я был пьяницей, но по крайней мере я вел себя честно.

— Наш долг — заботиться о благе всего человечества, — торжественно заявил Энди. — Позор для Милвилла, если в нем когда-либо объявится такой человек, как он.

— Вам видней, — сказал Тобиас. — Я умываю руки. А что будет со мной?

— Пока ничего, — ответил Энди. — Ты вернешься к Герману и подчинишься естественному ходу событий. Поступи на работу, которую он для тебя подыщет, и живи тихо-мирно как порядочный, достойный уважения гражданин Милвилла.

Тоби ас похолодел.

— Ты хочешь сказать, что вы меня окончательно списали? Что я вам больше не нужен? Но я же старался изо всех сил! А сегодня вечером мне нельзя было поступить по-другому. Вы не можете так вот запросто вышвырнуть меня вон!

Энди покачал головой.

— Придется открыть тебе один секрет. Лучше б ты узнал об этом чуток попозже, но... Понимаешь, в городе поговаривают о том, чтобы послать часть жителей в космос осваивать одну из недавно открытых планет.

Тобиас выпрямился и настороженно замер; в нем было вспыхнула надежда, но сразу же померкла.

— А я тут при чем? — сказал он. — Не пошлют же они такого пьяницу, как я.

— Теперь ты для них хуже, чем пьяница, — сказал Энди. — Намного хуже. Когда ты был обыкновенным забулдыгой, ты был весь как на ладони. Они наперечет знали все твои художества. А теперь они будут неусыпно следить за тобой, пытаясь угадать, какой ты им можешь преподнести сюрприз. Ты лишишь их покоя, и они изведутся от сомнений в правильности занятой ими позиции. Ты обременишь их совесть, станешь причиной постоянной нервотрепки, и они будут пребывать в вечном страхе, что в один прекрасный день ты так или иначе докажешь, какого они сваляли дурака.

— С таким настроением они никогда не включат меня в число будущих колонистов, — произнес Тобиас, распрощавшись с последней тенью надежды.

— Ошибаешься, — возразил Энди. — Я уверен, что тебя отправят в космос вместе с остальными. Добропорядочные и слабонервные жители Милвилла не упустят случая, чтобы избавиться от тебя.

Перевела с английского С. Васильева

Пенри Гри — американский журналист, с которым ми путешествовали по Кавказу, рассказал мне о Шангри-Ла — затерянной в горах «Стране вечной молодости».

— Генри, — сказал я в ответ,— зачем нам легенда, когда завтра мы уже будем в такой стране.

В небольшом абхазском селе Члоу, у самого подножия Кавказских гор, Миха Джобуа вспоминал о русско-турецкой войне 1877 года, во время которой он был уже почти тридцатилетним джигитом, о волосатых «лесных людях», о Большом Снеге (небывалый снегопад в 1911 году) и многом-многом другом, что хранилось в недрах его неисчерпаемой памяти. Длинноусые старики за столом одобрительно кивали головами и цокали, ибо память у Михи была превосходной, и в свои 125 лет ему было что вспомнить.

К тому моменту, когда небо над Члоу стало того же цвета, что и вино в наших стаканах, Миха признался, что его двоюродному деду было почти 200 лет.

И тогда я почему-то спросил.

— А очки он носил?

По молчанию за столом я понял никчемность своего вопроса. Не удостоив меня взглядом, старый джигит спокойно ответил:

— Зачем очки. Когда ему поднимали веки, он видел как птица, Но к тому времени он уже устал смотреть на мир...

И длинноусые старики энергично закивали и зацокали, подтверждая истинность и справедливость его слов. Многие из них помнили почтенного старца. И в этом не было ничего удивительного — как нам удалось выяснить позже, в Члоу совсем еще недавно насчитывалось около 40 человек минимум 90-летнего возраста. Я говорю «минимум», так как спустя уже несколько дней после начала путешествия по Абхазии я пришел к глубокому убеждению, что старые апсуа (апсуа — по-абхазски «люди души») любят сбавлять себе и десять, и двадцать лет. Тут тоже нечему удивляться: как любит говорить 106-летний Махти Таркил из Дурипша, настоящий мужчина — мужчина и в 100 лет, а это означает, что он может и посвататься.

...Итак, мы очутились в чудесной стране, где в первый же день уяснили, что главный цвет в природе не зеленый, а пронзительно синий — синее море, синее небо, синие горы. Что дорогу лучше искать самому — первый же встречный, у которого я спросил, как проехать в село Атара, где живет 119-летний Селах Бутба, любезно вызвался проводить нас. И привел... к себе домой, где к концу многолюдного застолья мы уже напрочь забыли об истинной цели и направлении. Еще я понял, как тщетны всякие попытки на глазок угадать возраст голубоглазых седоусых красавцев с осиными талиями и белозубой улыбкой — им с равным успехом могло оказаться вдвое больше. Когда в конце концов мы подъехали к селу Атара, то увидели джигита, который, вскочив на коня, торопливо направил его на крутую горную тропу. И мне, конечно, не могло прийти в голову, что это не кто иной, как сам Селах Бутба, и что он направляется проведать сестру в соседнем селении, километрах в сорока от Атара.

Не суетись, сынок...

Итак, мы сидим в Члоу, и за нашей спиной высится темная громада Кавказских гор.

— Миха, почему вы, абхазцы, так долго живете?

— А куда нам спешить?

— Но и мы хотели бы жить столько, и все другие люди тоже не отказались бы. Скажи, как вам это удается? Что надо нам делать, чтоб угнаться за вами?

— Не суетись, сынок.

Это было уже кое-что. Однако формулы жизни не последовало. Вместо этого Миха во всю мочь затянул песню. Мужчины за столом подхватили ее, и вскоре в ночи раскатилось мощное семиголосое пение, под которое вышел в пляс 99-летний Тандел Джобуа. За ним, подвернув рукава черкески, последовал в круг Туш Шинкуба. Судя по плавности танца, 90-летний Туш исполнял женскую партию. Танец длился минут десять. Ничуть не запыхавшись, лишь поправив серебряный пояс с кинжалом, Тандел залил «изабеллой» пылавшие в нем остатки танца, а мне почему-то пришла в голову картина матча «Мохаммед Али — Тандел Джобуа». Я поделился своим соображением с одним из семнадцати его потомков. Парень этот, хотя и не слыхал ничего об Али, долго не раздумывал:

— Я бы на его месте не стал связываться. Слава богу, дед в жизни ни с кем не ссорился. Он и сейчас свободно уложит двух-трех таких, как мы с тобой...