Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

Кругом тишина, только слышен глухой шелест моря и звон ручья, чуть-чуть разрезавшего скалы; ручеек ниспадает вниз, разбившись на несколько водопадов.

Вот он, прижим, и непонятно, куда могли деться медведи? Не видно места трагедии. Остается допустить, что чайки растаскали остатки трапезы, а дождь и волны смыли кровь. Но куда же пропали следы?

Невеселых дум хватило еще на одну сигарету. Теперь, если возвращаться, придем на базу только завтра.

Мы отстегнули кружки от кармашка рюкзака и направились к ручью. Блаженные улыбки осенили наши физиономии. И вовсе не оттого, что мы утолили жажду. Мы смотрели на ручей, падающий сверху, и к нам пришло решение...

От прижима у зверей был только один путь — в скалы, по ручью, прямо по воде!

Нам все равно — и так промокли до нитки. Спешим проверить наше предположение. По ручью можно подняться, цепляясь руками за камни дна. Вода течет в рукава, течет за воротник, водопады обрушиваются прямо на голову, приходится закрывать глаза, но мы лезем вверх, и это нам удается, и мы рады, что не надо возвращаться, что вот еще немного, и мы будем на вершине скалы, а через два часа — на базе! Спасибо тебе, Рыжебокая!

— Полным-полно медведей, — сказал Вася, когда мы пришли на место. — Полным-полно медведей.

Он возвращался с древнего могильника и с высоты

Сопки видел медвежье семейство. Звери шли по распадку цепочкой, друг за другом.

Мы соединили на карте точки, где видели косолапых, получился неправильный четырехугольник, одной из сторон которого был берег моря. И вышло, что медведей было не так уж и много. Просто нам попадалась одна и та же медведица — Рыжебокая с детьми, а четырехугольник был ее территорией. Наша база на берегу, в устье реки — домик в заброшенном селении — как раз посредине ее территории. Значит, она сюда еще придет.

— Вася, держи телевик шире, блондинка скоро появится...

Вася улыбается, он верит — долготерпение в конце концов вознаграждается.

Но проходят дни, и вот последний совместный день нашего поля. Ребята уходят на восток, в ближний поселок, а я остаюсь. Со мной все оборудование, все имущество, образцы грунта. Идут они налегке, даже без спальных мешков, потому что чертовски трудно вверх-вниз по горам с тяжелым грузом на спине, да и резиновая двухместная лодка не выдержит много, а все прижимы придется обходить по морю на веслах, на резиновой «двухсотке», которая капризничает на волне. Втроем, с грузом и без груза, нам путь не осилить, лодка рассчитана на двоих. Да и с грузом должен кто-нибудь остаться. Бросать оборудование, имущество, находки — это наверняка подвергнуть их риску быть испорченными медведями, да и от любопытства постороннего человека лучше застраховаться понадежней, бывало всякое. Бросаем жребий.

Выходит, что остаться должен я. Сидеть и ждать — теперь это моя основная работа. На другой день после прихода в поселок ребята должны послать за мной вельбот.

Мы прощаемся, и у всех грустное настроение: я волнуюсь за ребят, а они думают обо мне.

Идет дождь. Говорят, в таких случаях это хорошая примета.

— Рыжебокой привет! — кричит мне Виталий.

Поселок заброшен уже давно. Два колхоза объединились, и чукчи переселились в другой, где богаче охота, больше нерпы и моржа, да и расположен он лучше. Этот, покинутый, далеко от вездеходных и тракторных дорог, а потому песец тут есть, и зимой тут охотятся, вот и дома стараются поддерживать — дом в тундре всегда пригодится бродячему человеку, будь то геолог, пастух, охотник или журналист. Был бы человек хороший да берег бы жилище.

Я облазил все дома, их было не больше двух десятков. Нашел пачку вермишели — оставил кто-то из охотников еще прошлой зимой. Нашел толстую книгу без обложки из жизни шахтеров. Нашел керосиновую лампу без стекла. Ночи темные, и лампа очень пригодилась.

Вместо стекла в лампе приспособил пустую стеклянную банку из-под консервов. Лампа получилась отменной. Я ее подвесил к потолку. Стало как в каюте, и я почувствовал себя матросом на лишенном парусов бриге.

Жизнь шла своим чередом. По утрам я садился в дюральку, переплывал на веслах бухту, проверял сеть. Шел голец. Солил я его и вялил, готовил впрок. Соорудил даже малую коптильню. В заброшенном складе было много ящиков соли, пригодилась. Мой чердак был увешан вяленой, сушеной, копченой рыбой.

Каждый вечер на поселение надвигались туманы. Туманы шли с моря, и из тундры, и откуда-то сверху — отовсюду шли туманы, я просто задыхался в них.

В один такой туманно-тоскливый вечер я мыл котелок в ручье, очищал его от остатков ухи, чтобы вскипятить чай. Набрал воды и вдруг заметил у крайнего дома серые тени. Пригляделся — это были медведи. Осторожно, стараясь не шуметь, не привлекать их внимания, пошел по тропинке домой. Принес всего полкотелка — спешил.

Медведи были от меня через два дома. Рыжебокая и малыши. Медведица ходила вокруг дома, что-то вынюхивала, потом поднялась на задние лапы, передними уперлась в наличник, казалось, она заглядывает в окно. Один малыш суетился рядом, а второй быстро залез по лестнице на крышу и устроился на коньке, посматривая на братца и как бы приглашая поиграть.

Медведица подошла к лестнице, стала на задние лапы и начала ее царапать, очевидно приказывая малышу спуститься.

А если они вздумают поиграть на моем доме? Наверняка учуют рыбу на чердаке.

Я свалил лестницу, ведущую на чердак. Опрокинул бочку с керосином и покатил ее так, чтобы керосин проливался на тропу — возможно, запах керосина отпугнет гостей. Поставил бочку в дверном проеме — от нее ужасно несло, приготовил топор и два фальшфейера.

Медвежата уже были на земле. Они что-то не поделили и принялись возиться. Мать не обращала на них внимания.

Надо было отпугнуть их, не позволить идти по тропе мимо моего дома, и я начал стучать в бочку топором. Керосина там было немного, и железная бочка звучала звонко.

Медведица встрепенулась, подняла голову, искала, откуда звук, и увидела меня. Не скажу, что я почувствовал себя очень уверенно.

Наверное, она была удивлена. Еще бы! На ее территории — чужой. Она не торопилась уходить. А медвежата на стук не обращали внимания. Стоя на задних лапах, они обхватили друг друга, но никто из них не поддавался — силы, наверное, были равными. Они переминались с ноги на ногу, а я стучал в бочку. Стук был ритмичный. Я представил себя со стороны: растрепанный бородач стучит топором в бочку, бросая опасливые взгляды в сторону медведицы, а два ее детеныша под эту музыку танцуют.

Долго продолжался концерт, я даже вспотел.

Мать разняла малышей и пошла ко мне. Я перестал стучать. Торопливо зажег фальшфейер и бросил его. Она отпрянула, еще раз посмотрела на меня и пошла стороной к ручью. Дети обогнали ее, и вскоре вся троица скрылась в тумане.