Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1974 год

К счастью, дома, на улице Бунтовнишка, в окне виднелся узкогорлый глиняный кувшин: условный знак — все в порядке. На всякий случай Милка обошла вокруг дома: полицейских агентов не было.

Милка вбежала в комнату и почти без чувств упала на диван, едва прошептав:

— Зара арестована!

Петр, вздрогнув, вскинул на нее глаза и, стараясь говорить обычным голосом^ попросил:

— Расскажи подробно.

Пока Милка описывала поездку в Варну, он начал быстро разбирать пачки документов. Все, что могло вызвать подозрение, — бухгалтерские книги с адресами, фотографии, записки с датами и именами — летело в гудевший в печи огонь.

— После ареста прошли, по крайней мере, сутки. К нам полиция еще не наведывалась. Значит, арестованные молчат. Через полтора часа поезд, я немедленно выезжаю в Софию. Надо все подготовить, связаться с товарищами. Сама понимаешь, отныне мы на нелегальном положении. Ты поедешь следующим поездом...

Петр знал, что подвергает Милку страшному риску, оставляя ее в Пловдиве даже на несколько часов. Но это было необходимо. Старший группы по инструкции должен уйти первым. Сразу же. Личные отношения не в счет по сравнению с делом, от которого зависели жизни тысяч людей.

— Из дому уйдешь вслед за мной. Проследишь, не возьмут ли меня на вокзале. Обратно не возвращайся, — продолжал он, садясь рядом с женой и гладя ее руку. — До поезда погуляй по городу. Потом знаешь, как действовать. В Софии встретимся в условленном месте. Дай я еще раз взгляну на тебя...

Петр нежно поцеловал Милку:

— Держись. Впереди у нас много работы. Нужно начинать все сначала. И мы сделаем это. А сейчас пора!

...Когда Милка последний раз на перроне увидела широкую спину мужа, тут же пропавшую в потоке пассажиров, в глазах у нее на мгновение потемнело. Раздался протяжный гудок, и поезд, лязгнув буферами, тронулся с места. Она постояла на опустевшем перроне. Шел мокрый снег, слышались свистки маневровых локомотивов, носильщики катили свои тележки.

Она брела по привокзальной площади, опустив голову, поникшая и обессиленная, словно после тяжелой физической работы, но в душе уже справившаяся с болью внезапной разлуки

— Госпожа, простите, один момент...

Голос, холодный, настороженный, сказал ей все. Милка подняла голову и, не произнеся ни слова, спокойно пошла между двумя агентами.

После «обработки третьей степени» в болгарской полиции Милку Владимирову передали абверовцам. Она старалась не показывать своих физических страданий, хотя боль была везде, в каждой клетке истерзанного тела. Милке помогало держаться то, что допрашивавший ее гауптман невольно информировал о многом, переговариваясь по-немецки со своим помощником. Она делала вид, что не понимает ни слова, но в уме анализировала мельчайшие нюансы их реплик и поведения. Фашистов интересовало прежде всего местонахождение Петра, и это наполняло сердце Милки радостью: значит, он сумел уйти!

— Он не посвящал меня в свои дела, господин офицер, — с трудом шептала Милка, вытирая запекшуюся кровь на губах. — Я была только радисткой. Да к тому же, вы знаете, я не застала его дома...

Помощник только досадливо махнул рукой.

— Хватит! — объяснил он следователю. — Ясно! Ничего толком не знает. Минимально проинструктирована для выполнения элементарной технической работы...

Когда Милка не явилась на встречу в Софии, Петр понял: она тоже арестована. Воображение так ясно рисовало Милку в руках палачей, что на глаза невольно навертывались слезы бессильной ярости. Но, несмотря ни на что, нужно было продолжать борьбу...

...Приговор военно-полевого суда был даже более суров, чем ожидал начальник политического отделения варненской полиции Райнов:

«...Приговорить:

Стойно Стойнова Георгиева к двум годам тюремного заключения со строгой изоляцией за сокрытие антигосударственных деяний супруги.

Дирана Бедроса Качоняна — к пятнадцати годам тюремного заключения за связь с лицами, занимавшимися антигосударственной деятельностью.

Петра Владимирова, Милку Петрову Владимирову и Зару Георгиеву — к смертной казни...

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

В тот же вечер в софийской дирекции полиции раздался телефонный звонок из штаб-квартиры абвера в Болгарии. Шефу полиции в приказном тоне сообщили, что германская контрразведка возражает против приведения приговора в исполнение до тех пор, пока не будет пойман Петр Владимиров. Абверовские станции радиоперехвата в Дрездене, Бухаресте, Берлине, Ростове-на-Дону засекли работу нового передатчика в районе Варны на тех же волнах и в то же время, что и два прежних. Логично было предположить, что эта радиостанция так или иначе связана с ускользнувшим от полиции Владимировым. Поэтому абверовцы считали необходимым начать игру с оставшимся на свободе советским разведчиком, использовав в качестве приманки арестованных членов его группы.

Полиция не знала, что коммерсант Петр Владимиров просто-напросто перестал существовать. А вскоре после этого к командиру действовавшего в горах партизанского отряда имени Косты Петрова прибыл из Софии зубной врач Александр Стоиков. Командир быстро понял, что это не обычный боец: несмотря на сугубо мирную профессию, на учениях ему не было равных, в упражнениях по стрельбе из пистолета он буквально всаживал пулю в пулю, любое стрелковое оружие знал назубок.

Как-то раз во время случайной стычки с отрядом жандармов «зубной врач» повел себя на первый взгляд странно. Когда партизаны рассыпались в цепь, Стоиков скрытно пополз на правый фланг, откуда бил тяжелый пулемет, не дававший партизанам поднять головы. Прошло пять, десять минут, но новый боец не стрелял. В бинокль командир видел из-за камня лишь дуло его итальянского карабина. Наконец едва слышно в грохоте боя треснула его «итальянка». Пулеметная очередь сразу же оборвалась. Но вскоре пулемет ожил. Снова мягкий хлопок карабина, чей-то предсмертный вопль, и пулемет окончательно смолк. Партизаны поднялись в атаку. Петр бежал вместе со всеми, сосредоточенно глядя вперед. И опять не стрелял. Впрочем, стрелять было не в кого. На земле валялось несколько убитых жандармов, остальных и след простыл. После боя наперебой хвалили смелость и хладнокровие «зубного врача», но сам он угрюмо отмалчивался. Что толку, если он воюет как рядовой солдат, но бездействует как разведчик?

Однажды командир вызвал его к себе:

— Ну, доктор, радуйся! Пришел твой час! Собирайся в путь. Из Софии сообщили: есть указание направить тебя на явку. Ну, доволен, что молчишь? С тебя причитается, брат... — И тут командир осекся, увидев изменившееся лицо Александра Стойкова.

— Наконец-то, — прошептал тот по-русски.