Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1980 год

К несчастью, и в Швейцарии и в Непале накопленные с древних пор умения людей адаптироваться к горной среде быстро улетучиваются. Главная тому причина — массовый исход горцев на равнины.

А ведь жители гор никогда не были антропологическим курьезом, это люди, которые выжили в чрезвычайно трудных и суровых природных условиях и подчинили себе горы...

Р. Е. Роудс, английский этнограф

Перевел с английского К. Мелик-Симонян

На картах метеорологов всего мира Оймякон обозначен как Полюс холода Северного полушария, и одно это уже окружает якутский поселок на Индигирке ореолом величия, недоступности. Как-то не верится, что можно сесть в обыкновенный самолет и отправиться в одно из самых холодных мест планеты. Оймякон всегда казался мне таким же далеким, как Лхаса или Гавайские острова, хотя это не бог весть какое расстояние: от Читы, где мой дом, до Оймякона один день пути самолетом.

Два года назад в Новосибирске я воочию увидел оймяконца. С группой писателей мы шли по улицам города, сильный весенний ветер с Оби сгребал в палисадниках старые листья, свистел в тополевых ветках, рвал полы пальто. Было холодно, сыро и неуютно.

— У нас нет ветров, — сказал старый писатель Чисхан, якут. — Никогда не бывает!

Этому никто не поверил: так уж и не бывает?! Там, где светит солнце, где есть воздух, облака и смена погоды, ветер неизбежен, а разница только в том — часто или редко он дует, слабо или сильно.

— У нас в Оймяконе нет ветра, всегда тихо, — упрямо повторил Чисхан.

Вечером в гостиничном кафе я пригляделся к Чисхану: обыкновенный старик лет под семьдесят, невысокого роста, сухощавый, с бороздками добродушных морщин на темном лице. Николай Максимович (так звали якутского писателя) посмотрел на меня с лукавой усмешкой и еще раз подтвердил, что он живет в Оймяконе. До этого работал в Якутске, а с тех пор, как вышел на пенсию, поселился на Полюсе холода.

— Старики, думая о продлении жизни, обычно тянутся в более теплые края, — сказал я, вызывая его на разговор.

— Как раз думая о долголетии, я и переселился в Оймякон, — усмехнулся Чисхан. — Этот район, не считая северо-восточной части Якутии, занимает у нас первое место по числу долгожителей.

Сообщение было настолько неожиданным, что я растерялся. Но Николай Максимович продолжал, как ни в чем не бывало:

— Приезжайте, сами увидите. Очень здоровый край! К тому же Оймякон — моя родина, я там родился и вырос.

Далее последовали рассказы о слепящем весеннем солнце, о беззастенчивых бурых медведях, бегающих со скоростью лошадей, и о лошадях, косматых и толстых, как медведи. Их держат исключительно с целью заполучить жирное, питательное мясо, которое помогает человеку побороть самый лютый мороз.

Чисхан дважды повторил приглашение приехать и сказал, что будет меня ждать.

Со дня нашего разговора на Оби минул год, потом второй, а я все не мог решиться: Оймякон по-прежнему казался недосягаемым. Наконец ближе к весне я написал Чисхану и довольно скоро получил подробный ответ. Да, отвечал писатель, долгожители Оймякона живут и здравствуют, умер за это время только один якут — Тимофей Винокуров, прожив на земле 106 лет. Но есть якуты Анна Березкина, Арьян и Афросинья Винокуровы, Тимофей Сивцев, эвен Андрей Данилов. Всем им около и более ста лет. Отец Анны Березкиной умер 117 лет от роду. Эвен Андрей Данилов по сей день отличается бодростью и энергией, хотя не так давно отметил свое столетие. Долголетие Данилова тем более поразительно, что он всю жизнь проработал оленеводом (еще в прошлом году пас оленей) и последние годы жил в брезентовой палатке с чехлом (это при морозе-то в 60-70 градусов!), так как жилищ из оленьих шкур эвены теперь не делают.

«Стоит конец февраля, — писал Чисхан, — но морозы еще крепкие. Жизнь течет своим чередом. Когда я опускал вам письмо, термометр показывал 61° ниже нуля. Я своими глазами видел, как два табунщика спокойно оседлали коней и отправились к табуну, который пасется в полусотне километров от поселка. Сена лошадям не дают, они на подножном корму; год выдался особенно трудный — сена с осени заготовить не удалось».

Что помогает людям Оймякона одолевать такой свирепый мороз да еще жить до ста лет? Много загадок на земле Оймякона. Даже Индигирка ведет себя загадочно: другие реки промерзают до дна при морозе в сорок градусов, а Индигирка прекрасно чувствует себя и при семидесяти). Лед на Индигирке не толще оконного стекла, а местами вода вообще стоит открытая всю зиму. С берега видно, как в родниково-чистом омуте резвится рыба.

Чисхан советовал приезжать мне в начале апреля: в это время ярый бык (в образе быка древние якуты представляли лютую зиму) окончательно рухнет. «Перед этим у него отвалится сначала один рог, потом второй. Упадет голова. А потом и сам бык грянет оземь».

Якутский аэропорт, как всегда, был забит до отказа: негде было при сесть. Я провел ночь без сна, едва дождавшись рейса на Оймякон.

Под крылом самолета тянулась равнинная оснеженная тайга с сереньким редколесьем. За Хандыгой вздыбились горы — мощные, частые, островерхие. Такие частые, что казалось, будто внизу лежит гигантская борона, накрытая белым. Угадывалось: летом снега срываются с отвесных круч водопадами. На куда идут стоки, долины ключей? От этой горной головоломки ломило в темени... Это был Верхоянский хребет.

За ним открылось Оймяконье, замыкаемое с юго-запада хребтом Сунтар-Хаята, а с северо-востока хребтом Черского, спокойные вершины которого блестели на горизонте.

Оймякон, узнал я позже, не только название поселка, но и название территории, плотно замкнутой со всех сторон горами. Эти стены и создали необычные природно-климатические условия: наиболее пониженная часть Оймяконского плоскогорья имеет форму, котловины; здесь и скапливается зимой холодный воз дух, понижающий температуру до крайне низких пределов. Слово «Оймякон», произошло яко бы от «ейуму», что на языке эвенов значит «талая вода», а в переводе со староякутского — «свирепый мороз».

На территории Полюса холода расположено четыре поселка: Сордонгнох, Томтор (центр совхоза), Оймякон, Учюгей.

Первое, что меня поразило, когда самолет пошел на посадку, стадо диковинных зверей. По брюхо в снегу, косматые, толстые, они стояли перед посадочной полосой и равнодушно глядели на самолет, грохочущий над их головами. Конечно, это были местные лошадки, о которых я наслышался еще в Новосибирске и которых заочно полюбил.

У самолета меня ждали Чисхан и Местников, секретарь партийной организации совхоза «Оймяконский». На автобусе мы выехали в Томтор.

Признаться, в первые часы я испытал разочарование: стандартные автобусы и грузовики, стандартные дома, стандартная одежда — пожилые ходили в обычных драповых пальто и ботинках фабрики «Скороход», молодежь щеголяла в цветных нейлоновых куртках. Даже солнце мне показалось стандартным: оно блистало напористо, ярко, как полагается весной; от сверкания чистейшего снега ломило глаза. Почти все, как на палящем юге, ходили в темных очках.