Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1981 год

Козин замолчал, встал и заходил по кабинету. Его брови сошлись над переносицей. Чувствовалось, что воспоминания не слишком приятны ему

— Набирая персонал для нового акционерного общества, — продолжал он, — мы торопились, словно на пожар. Забыли русскую пословицу: «Поспешишь — людей насмешишь». Вскоре выяснилось, что штаты фирмы великоваты. А никого не уволишь, не скажешь: «Извините, господа, просчитались». Но и это не все. Как вы знаете, на пост генерального директора мы пригласили Каррюзо. Он был владельцем нашей прежней фирмы-партнера. Да, да, именно он. И хотя Морис сразу же согласился, через некоторое время, убедившись, что уже не полновластный хозяин, вдруг обиделся, перестал активно работать. А через него идут все деловые связи с покупателями...

Михаил Сергеевич прервался. А я подумал, что некоторые люди по наивности или незнанию порой думают, что продавать за рубеж хорошие товары — сущий пустяк. Знай себе подставляй символическое блюдечко с голубой каемочкой и считай выручку в иностранной валюте. Если бы! Та же «Слава» живет и работает в очень сложных условиях капиталистического рынка. Ей нужно быстро откликаться на капризы моды, учитывать технические новинки, зорко следить за маневрами конкурентов. А руководство должно еще уметь сплотить интернациональный коллектив.

— Как же вы все-таки выкрутились? — возвратил я беседу в прежнее русло.

— Хочешь расширяться, переоснащаться? Раскошеливайся! — Михаил Сергеевич решительно рубанул левой рукой воздух, словно отдавая команду: «Огонь!» — Вот мы и построили архисовременный технико-коммерческий центр, в котором беседуем с вами. А это еще одна причина вчерашней нерентабельности. Зато с должным размахом поставили дело. Сбыт хороший: часы пользуются спросом. Начали активно продавать и советские кинескопы, телевизоры, различные приборы. Наладили четкое обслуживание покупателей. Ныне почти расплатились с долгами на строительство.

— А генеральный директор?

— Поговорили мы с ним откровенно, по душам, как бывшие фронтовики. В годы второй мировой войны Каррюзо участвовал во Французском Сопротивлении, а я бронебойщик. От Москвы до Сталинграда прошагал. Кто-кто, а солдат солдата всегда поймет. Специалист он классный. Отдал часам сорок три года жизни, пользуется авторитетом. Мы уважаем его, поддерживаем.

— А какие отношения у вас с персоналом?

— Нормальные, деловые. Побеседуйте с французскими коллегами, и сами убедитесь.

Я поблагодарил гостеприимного хозяина и вновь зашел в просторное помещение сборочного цеха. Люди сосредоточенно работали, но на лицах не было следов усталости или напряжения. Чтобы не очень отвлекать их от дела, придется быть предельно кратким. Заметив, что одна девушка на миг подняла голову от стола, спешу к ней.

— Как я отношусь к нашей фирме? — с явным удивлением переспросила Женевьева, так звали работницу. — Лучшего места работы я и не желаю. Посмотрите, как у нас красиво и уютно! Все ласкает глаз, даже оборудование. Кстати, знаете ли вы, что за художественное оформление и техническое оснащение мы получили в Безансоне первую премию? Я очень рада, что работаю здесь.

Женевьева стрельнула в меня черными миндалевидными глазами и опять ушла в работу. А я подумал, что гордость рабочего за свое предприятие в капиталистическом государстве вещь необычная, что в чем-то она сродни гордости наших молодежных бригад. С этой мыслью я подошел к столу, за которым сидел худой и немного сутулый парень.

— Я потомственный часовщик, и «Слява» — так французы произносят это русское слово — мне нравится, — не задумываясь, ответил он на тот же вопрос. — Приятно сознавать, что участвуешь в сотрудничестве двух наших великих народов, что своими руками делаешь нужную людям продукцию. А ты что скажешь, отец? — Парень повернулся к пожилому рабочему, который трудился за соседним столом и, конечно, слышал наш разговор.

— Не стану скрывать, я пошел сюда только потому, что после долгой болезни никак не мог найти работу, — глядя мне прямо в глаза, начал он. — Ну и Пьер зудел: «Русский завод, русский завод». Разбирало любопытство самому все увидеть. Спутники и космические корабли впечатляют, слов нет. Но и часы дело заковыристое. Я-то знаю, отдал им полжизни.

Как человек опытный, бывалый, он вежливо прервался, пока я менял кассету в магнитофоне, а потом продолжил:

— Скептицизм сидел во мне долго. «Зачем во Франции собирать русские часы? Кому они будут тут нужны?» — рассуждал я. Но прошел месяц, другой, пригляделся — дело поставлено добротно. Часы ваши неприхотливые, выносливые, пожалуй, понадежнее, чем у конкурентов. Дела у фирмы идут неплохо. Количество покупателей выросло втрое. Даже такая известная фирма, как «Бишат», за три года увеличила покупки нашей продукции в десять раз. Теперь не жалею, что работаю на «Славе».

Я выключил магнитофон, поблагодарил собеседника и подумал, что вся история с советскими часами во Франции переросла чисто коммерческие отношения купли-продажи, что в слове «сотрудничество» заключен очень глубокий смысл.

Дружба — очень хорошо!

Настало время прощаться с Безансоном, сказать ему «оревуар!». На вокзал приезжаем заранее. На перроне стоят три древних красно-бурых вагончика. Садимся в один из них и точно по расписанию отправляемся в Долль. Но электричка почему-то притормаживает буквально у каждого столба. Чего доброго, этак опоздаю на парижский поезд. Чтобы отвлечься от неприятных дум, прошу Валентина, провожающего меня советского специалиста, рассказать, как сложились его отношения с французскими коллегами.

— Нормально, — улыбается он. — Да иначе и быть не может. Рабочие быстро находят общий язык. Тем более что нас связывает одно дело. Помогаем друг другу, дружим. В общем, ничего особенного. Вот только недавно произошел такой случай. Советский рабочий снимал комнату у местного владельца малюсенькой часовой мастерской. Вечерами, конечно, рассказывал французу о заводе.

И вдруг этот француз является к нам и заявляет: «Хочу работать на «Славе». Здесь не прогоришь, не вылетишь в трубу. Никто тебя не выбросит за ворота. Да и люди очень хорошие». Вы представляете, что это значит — добровольно перейти из предпринимателей в рабочие! Специалист он хороший, приняли...

Наконец прибываем в Долль. Едва электричка остановилась, бежим в сторону вокзала, где стоит парижский состав. Кажется, успел: вот он, восемьдесят восьмой вагон второго класса. Обнимаемся с Валентином. До встречи в Москве!

В купе две сухонькие старушки и рослый, взъерошенный мальчуган лет четырнадцати-пятнадцати, ни чуточки не смущаясь, с любопытством уставившийся на меня.

— Мсье, простите нас, пожалуйста Вы, кажется, иностранец? — обратилась ко мне пожилая женщина по имени Мари.